Скитники (СИ)

Весна 1870 года пришла поздно, но пронеслась быстро и неудержимо. Окна келий, еще недавно покрытые толстым слоем льда, оттаяли. Сразу после того, как спала вешняя вода и подсохли дороги, ночью втайне погрузили на подводы скарб, инструмент (в основном топоры, пилы да лопаты), провиант, боеприпасов к двум кремниевым ружьям, правда негусто, сундуки со святынями и книгами старопечатными, поредкостней, отслужили напутственный молебен и еще затемно тронулись. Тяжело гружённые кладью уёмистые телеги заскрипели, заплакали. Медленно пробуждаясь ото сна, утро поднимало с земли молочные веки предрассветного тумана. С ветвей густо капала холодная роса. Продрогшие Варлаам с игуменом Федором прямо на ходу наставляли напоследок любимых чад:

- Заповеди Господни и заветы прадедов исполняйте неукоснительно и стойте за них неколебимо, во веки веков. Всё делайте сообща, мирно, без перекоров. Кого в нужде встретите - помогите: вера без дел мертва! Чем больше благих дел сотворите, тем больше щедрот вам воздастся. Токо со всяким скобленым да табачным рылом не водитесь. Помогай вам Бог, Аминь...

На прощание поликовались??? ...

Впереди обоза широко шагал статный красавец Никодим. Он как-то враз преобразился. Стал собранней, суровей. Казалось, что даже его курчавая юношеская бороденка, подковой обрамлявшая прямоносое лицо, загустела и стала жестче. Молодой годами, Никодим чрезвычайно гордился, тем, что она у него окладистей и гуще, чем у сверстников: старообрядцы очень дорожат бородой и ни один из них добровольно с ней не расстанется.

Долго ещё стояли у дороги старец и игумен Федор в армячках, накинутых на плечи, беспрестанно шевеля губами. Они, неотрывно глядя туда, где скрылся обоз с девятнадцатью лучшими послушниками, творили напутственные молитвы. Оба понимали, что никогда уже больше не увидят этих, столь дорогих их сердцу, людей. Лишь моления и беспокойство за судьбы ушедших остались на их долю...

ДОРОГА

Путь до Байкальских гор предстоял долгий, трудный, по глухим чащобам и буеракам. Раскольники встречали в дороге и беглых варнаков, и вольных промысловиков, и обиженный работный люд; видели и горе людское, и радость нечаянную. Двигались медленно по обходным тропам ведущим к Камню? вдали от тракта и царских застав.

Никодим, с малолетства привычный к тяготам странствий, научил сотоварищей перед сном держать ступни сбитых до крови ног в отваре из дубовой коры. Через несколько дней кожа у всех настолько продубилась, что путники забыли про мозоли.

Наконец к середине августа показались оплывшие от старости мягкие предгорья, а за ними и вершины Уральского хребта, окутанные голубоватой дымкой, отчего они были похожи на головы седеющих великанов. Караван незаметно углубился в невиданное доселе царство вздыбленной тверди, покрытой тёмнохвойным лесом с упавшими деревьями, одряхлевшими пнями, рытвинами, прикрытыми ажурным папоротником. Время изрубцевало отроги шрамами, осыпями, промоинами. Входное ущелье, унизанное, словно пасть хищного зверя, скальными зубьями, как бы предупреждало путников об опасностях и лишениях, ожидавших их впереди. Из хмурой глубины хаоса хребтов на караван надвигалась непогода. Тайга глухо зарокотала, в скалах завыл ветер, следом начался дождь...

Достигнув староверческого скита, затерявшегося в горах, обтрёпанные, промокшие ветлужцы перед штурмом главного перевала задержались у братьев по вере на неделю: чинили одежду, обувь, приводили в порядок снаряжение.

Вместо телег, непригодных для движения по горам, соорудили из березовых жердей волокуши и, перегрузив поклажу на них, в сопровождении единоверца из местных, двинулись к вздыбленному рубежу, отделяющему Европу от Азии.

Ущелье, по которому они поднимались на перевал, загибаясь вверх, ветвился на более тесные и короткие распадки. Их склоны покрывали островерхие ели и выветрившиеся руины серых скал. Почти достигнув перевальной седловины, обоз уперся в непроходимый для лошадей обширный многоярусный ветровал из упавших друг на друга в перехлест сучковатых стволов. Пришлось поворачивать обратно и повторять подъем по сопредельному ущелью. Одолев затяжной каменистый подъём, наконец взошли на перевал.

Водораздельная седловина оказалась гладкой, словно вылизанной переползавшими через нее облаками. Лишь посерёдке торчало несколько разрушенных временем каменных пальцев, стянутых по низу обручем из обломков угловатых глыб. Отправившееся в свою опочивальню солнце висело ещё достаточно высоко и прилично освещало окрестную панораму.