Скитники

- Так это не все новости. Я ведь привел в скит, не поверишь - двоюродного племянника князя Константина! Вот тебе истинный крест. Дюже благочестивый и даровитый человек. Веру нашу знает и почитает необыкновенно.

- Вот обрадовал. Сие добрый знак! … Эх, Корнейка, так хочется встать и выйти на простор, под яркое солнце, свежий ветер. Пожить бы еще годка два. Да не суждено… Итак, слава Богу, летами не обижен…

На щеку старца выкатилась крупная слеза…

Сказа л, лег и незаметно отошел в мир иной. И странное дело, даже ветер стих, словно уловил, что произошло горе великое, и смирением своим выражал сострадание.

Скорбел Корней безмерно, ибо любил деда всем сердцем. Любил нежно и глубоко. Он потерял близкого не только по крови, но и по духу человека, мудрого учителя и друга.

Оглушенный горем, Корней никого не хотел видеть, ни с кем не желал разговаривать.

Пытаясь отвлечь сына, Елисей увещевал:

- Что поделаешь, сынок. Плоть бренна, лишь дух вечен. Настанет время, коли будешь жить по совести и чести, с дедом на небесах, даст Бог, опять свидишься.. А сейчас сходил бы ты к своим водопадам. Ты же знаешь - вода живость дает.

Добравшись до ревущего каскада, Корней поднялся на береговой уступ. Порывы ветра обдавали влажной пылью.

Сбегавший с гор полноводный поток, достигнув отвесного уступа, срывался с него жемчужной лентой, распадавшейся в воздухе на крупные, а чем ниже, тем все более мелкие искристые гроздья. Исчезнув в клокочущем котле, они выныривали уже белопенными парусниками и с панической торопливостью устремлялись к следующему сливу. Некоторые хлопья, по воле замысловатого течения, забрасывало в заливчик, где они, сбиваясь в большие и малые флотилии, важно курсировали друг за другом. Иные “парусники” вновь выносило на основную струю, и река, подхватывая, увлекала их за собой. Но сверху, на смену им, уже спешило новое пополнение.

Монотонный гул и размеренное круженье хлопьев пены притягивали, завораживали взор. Корнея вдруг осенило: ведь и в жизни во всем так. Одни уходят, на смену им появляются другие. Рушатся старые деревья, но на сдобренной ими почве поднимается еще более сильная и густая поросль молодых.

От этой мысли как-то сразу полегчало.

Корней разделся. Но не поплыл, как обычно, а зашел под уступ и встал под низвергающийся слив. Падающая вода сотрясала тело, массировала каждую мышцу, наполняя их жизненной силой. Хлесткие, упругие удары как бы выбивали, выдавливали из него горестные мысли. Они казалось стекали вместе с эластичными струями на каменное дно, а взамен вливались новые силы и энергия, пробуждавшие острое желание желание жить.

После такого омовения Корней почувствовал себя заново рожденным. Он понял, что жизнь не остановилась, что нужно действовать и что лучшей памятью о деде будет продление начатых им дел.

По дороге в скит Корней решил просить отца засылать сватов к родителям Даренки.

Завещание Маркела

Шли годы. Спустился с гор и вскоре помер Лука-Горбун. Из первооснователей, выходцев Ветлужского монастыря, в живых оставался лишь длиннобородый старец Маркел. Бог хранил его девяносто второй год.

Женился на Даренке и обзавелся ребятней Корней. Григорий с Ефимьей поселились в пристрое к дому наставника. Вскоре и профессор привел в дом хозяйку - овдовевшую тетку Корнея, бойкую, юркую и всегда веселую Анастасию. Выросла и стала невестой проворная охотница - Ефимья.

Маркел, совсем ослабевший глазами, частенько просил домочадцев почитать вслух книги, из монастыря принесенные и Никодимом писанные. Слушая последние, старец невольно изумлялся, сколь подробно и верно описал его друг историю общины, сколь глубоки и точны его умозаключения и наблюдения.

Предания и заветы старины в скиту хранились по-прежнему бережно. Послушание старшим не ослабевало и даже, наоборот, укреплялось. В их душах не было места сомнениям, колебаниям. Истины веры они впитывали с молоком матери, и никто и ничто не могло их поколебать. Жили, одним словом, по заветам истинного православия, оберегавшим их от соблазнов и недугов. Довольствовались, как и повелевал Создатель, малым.

- Воля старцев - святая воля, - считали в общине.

Но время неумолимо. Зимой, после Рождества Христова, слег-таки белоголовый, высушенный годами Маркел. Изрытое морщинами лицо старца еще более сморщилось, туман подкравшейся смерти погасил взор. Иногда наставник все же приоткрывал глаза и начинал говорить слабым, но внятным голосом находившимся при нем неотлучно Григорию и Ефимии:

- Ухожу из этой жизни счастливым: с Божьей помощью все наказы святого великомученика Константина исполнил, не отступил ни на шаг. И людей довел, и скит основал, и реликвии заповедные сберег. И живем в мире, согласии. Рад так же, что могу передать общину в руки надежные. Полагаю, тебя, Григорий, братия определит наставником.

Ученый от таких слов несколько сконфузился:

- Спасибо на добром слове, но верно ли то будет? Знаю, что люди верят мне, не считают чужим, но в общине и кроме меня есть немало достойных.