Складки (сборник)

Мы могли бы внимательнее отнестись и к цветам. Что нам стоило окрасить вестибюль и торжественную залу пастельным охристым или желтым, венценосное личико и ручки — розовым, мантию и губки — пурпурным? Соответственно заявленной антитезе, коридор и каморка, наверное, выглядели бы сдержаннее и суровее: горчично-зеленоватыми, местами с бурыми проплешинами, но непременно переходящими в мышиную серость, в суконную сирость. Именно такие цвета ассоциируются у нас с местами, которые в Рутении принято называть присутственными, будь они военнокарательные, полицейско-розыскные или гражданско-канцелярские.

Мы могли бы не скупиться на детали. Чей-то пожелтевший и, как водится в романах, засиженный мухами портрет в грубой деревянной раме на стене каморки или огромная фарфоровая ваза с цветами — не суть важно, розы ль, мимозы — в углу парадной залы…

Особенно важным подробностям мы могли бы уделить больше внимания. Например, этой треклятой дверной ручке, невольному символу огнестрельного оружия и гипотетической улике (мы, рутенийские калеки и калики, приучены к повинности).

Мы могли бы даже изменить сюжет. А что? Например, сложить сцены и скомбинировать персонажей, но уже в другом контексте (заодно приписав себе сценически менее значимую, зато менее унизительную роль). Допустим, мы забираемся внутрь хрестоматийно прелестного пейзажа: фоном — сочный светло-зеленый лужок, куда-нибудь петляющая в пыли желтая дорога, вдали изумрудный с пьяной синевой лес, а над ним удивленное лазурное небо с двумя-тремя загулявшими облачками. И самодовольно сияющее солнце. Родная средняя полоса. На переднем плане грубо сбитая деревянная скамья с вырезанными скабрезностями. Вокруг скамьи окурки, фантики, пробки, пустые бутылки. На скамье сидим мы. Сидим и смотрим. А перед нами слева на золоченом троне сидит венценосец, например, осыпанный конфетти, а справа на детском стульчике — делопроизводитель, весь в ссадинах и порезах.

У одного в руке — проросшая луковица, у другого — содранная бородавка.

Нет, бородавку в руке мы бы не увидели.

Нет, лучше не так.

У каждого в правой руке — по дверной ручке с грозно торчащим штырем. Они крепко сжимают эти «понарошечные» пистолеты, ошарашенно смотрят друг на друга, а мы, зрители-свидетели, спим.

Нет, лучше не спим, а бодрствуем и внимательно, затаив дыхание, следим за сценой. Что сейчас будет?

Наши невольные дуэлянты не сразу понимают, где оказались и что им делать. Они судорожно думают. Возникает томительная неловкость, которая нередко сопровождает внезапную задумчивость. Мы начинаем переглядываться, у кое-кого из нас начинает урчать в животе. Кое-кто нервно икает. Ну, когда же принесут уляши-беляши?! Пауза тянется, все тянется и тянется, и в тот момент, когда нам кажется, что она никогда не прервется, вдруг прерывается.

Ой! Началось!

Неужели чья-то дверная ручка выстрелила?!

Этого еще не хватало!

Нет. Не выстрелила.

Влажные губы делопроизводителя выжимают радужный пузырек слюны, он раздувается, раздувается и раздувается, превращается в огромный радужный пузырь величиной с голову среднестатистического рутенийца и вдруг лопается.

Чпок!

Венценосец (внезапно, визгливо):

— Пшол вон, говнюк!

Делопроизводитель (тихо, не то вопросительно, не то утвердительно):

— Ну что, пришел, говнюк?

И так — через многозначительные паузы, во время которых надуваются и лопаются радужные пузыри, — раз пятнадцать.

А мы всякий раз — хлопать, свистеть и выкрикивать разные глупости. Браво! Бис! Ура! Банзай! Да здра…

Как радостно. Как весело…

Ну и что?

А ничего.

На этом мы бы и закончили.

Хотя конец — так себе, сомнительный…

Если честно, то персонажи не вызывают у нас никакого интереса; перспектива раскрывать черты, показывать с другой стороны, выставлять в ином свете и даже комбинировать нас вовсе не прельщает. Если мы еще помним, в начале нас интересовала способность вещей завлекать и обманывать, а также наше неумение их представлять и познавать. С этого мы начали, но по ходу нас увело куда-то в сторону: мы принялись описывать состояния, затем — ситуации, затем комбинации ситуаций, вариативность и гипотетичность ситуативной комбинаторики, и вот теперь мы должны как-то не просто закончить, а увенчать!

А как увенчать?

Может быть, так.