Складки (сборник)

5. Романтическое лукавство

Разрыв речи. Речь разрыва. Многие пытались понять, некоторые понимали, немногие изрекали и описывали. Ведь замалчивать речевое рванье не только наивно, но и нечестно. Нечестно по отношению к другим, нечестно по отношению к себе.

А есть и те, кто это рванье маскирует словесами. Разрыв дискурса. Дискурс разрыва. «Концепт тропизма перманентной авторепрезентации и автоперцепции через парадигму гендерного дискурса как суггестивная деконструкция доминанты пола в постмодернистском поле…» Какой пол? Какое поле?

Какого хрена?

Где хрен? — Горчица?! — Водки!!!

Некоторые разрыв не только изрекали, но даже делали это велеречиво. Вычурно. Оборачивая для этого в чужие романтические кальки свои патетические писульки. Отсылая к Античности и далеким звездам. А были и такие, что воспевали и восхваляли. Под Брямса. Нарочито. Некоторые и сейчас продолжают воспевать и восхвалять. Постромантизируя тактически и стратегически. Поскольку востребовано. Но романтизировать разрыв означает находить — пусть романтическое — но все-таки оправдание, а зачем оправдывать того, кто — по глупости или корысти ради — пропагандирует бессильное и печальное одиночество? Романтизировать разрыв — ненужный и бессмысленный процесс рвать рваное. За рывками, обрывками бессвязных слов скрывать тщетность речи и пустоту мысли — удел лукавых. Все им в мутной воде плескаться: лучить, улавливать…

И вот красивая, умная, честная и порядочная женщина вынуждена с североамериканского на восточнославянский переводить псевдонаучный трактат под игривым названием «Фаллос, пенис и ментальное пространство».

За что? Для кого?

И со времен ессеев и фарисеев ничего не изменилось.

6. Хвастуны и гении

Они воспевают и восхваляют гениальность разрывания: в этом — великое лукавство. Разорванное — разорвано изначально (не гениально, а генитально) и соединению, наверное, не подлежит. В каком-то смысле все изреченное, написанное и переведенное — бессвязно. А гениальное — это когда через разорванный язык, через рвань далекого, но не избытого язычества проступают раны разрыва, руны рва, и затем — как бы невзначай — намечается, набрасывается стежками, сшивается краями слов и словно — вроде бы — связывается то самое несвязуемое. И через вязь какого-нибудь краестишия Д. А. может мелькнуть то самое, непередаваемое. Вставший в гордую позу и воскликнувший «Я все разорвал!» — не гений. Он лгун и лукавец. Он лишь способен трубить об охоте на даху и гордо вверять это эху. А оно как-нибудь… Через пропасть неведения…

Само. Уд довлей, твори тело…

Но разрыв не подвластен ни лгуну, ни лукавцу, поскольку они — а вместе с ними и их слова — изначально разорваны. Удел гения не разрывать, а пытаться связать. Гений в эпоху гонений, рваную речь зашивая, сплетает, свивает слова, уповая. На что? Гений — это человек, преодолевающий бессилие и печаль одиночества, который робко шепчет себе и далеким звездам: «Я хотел связать, но у меня опять не получилось». Так называемые гениальные «разрыватели» на самом деле ничего не разрывали, а лишь являли разрыв речи. Они являли ужас разрыва речи. Причем так, что по коже дрожь. И позволяли, в трепетной дрожи, мелькнуть тому самому, непередаваемому. Через ерничанье и озарение как X., через боль и томление как М. или П. Ужас разрыва через осмысление.

Являли, являли и доявлялись…

И вот уже не очень красивый, не очень умный, не очень честный и не очень порядочный мужчина вынужден переводить, причем облекая в форму рифмованного десятисложника, псевдолитературное эссе под многозначительным названием «По ту сторону кю», в котором потоки бессознательного романтизма приправлены произвольными эскападами в марксизм, фрейдизм и не очень эротичный эротизм.

За что? Для кого?

И со времен хелефеев и фелефеев ничего…

7. Перевод предателя

Изреченное, т. е. речью изложенное, есть ложь. Написанное (прочитанное) есть ложь вдвойне («в основе литературы, — заявляет Ж.-Ф. Ж., — всегда лежит обман»). Один написал не то, а второй прочитал не так. Переведенное — есть ложь втройне. Лжец-драгоман. Один написал не так, второй перевел не то, а третий не дочитал… Что?

Ложь во лжи изложи.

Перетирая пережеванное.

И оближи.

Перевод — с легкой руки (с пьяного языка?) анонимного итальянского каламбуриста — предательство, но предательство, возведенное в куб (совсем как кубизм — это не то, что мы видим, а еще и то, что мы якобы знаем, хотя это дополнительное знание вовсе не спасает от серой скучности увиденного). Чтобы предать, переводчику вовсе не требуется слушать тройной крик петуха. Ему достаточно и троекратного шепота. Змеиного шипения. Переводчик — не воин, язык раздвоен, сплошь и рядом измена, и он — скорее, завравшийся (зарвавшийся) шпион. Переводил, передавал, предавал; кого приводил, кому продавал? Эх, вы, музы мои музы, музы новые мои…