Складская история

Увольняйте их. Только не всех сразу, а по одному и нанимайте молодых. Они и к вам станут с большим уважением относиться, и работать лучше. Вы же будете заметно старше их, а у них к старшим уважение с детства воспитывается, – уверяла Анна Николаевна. – И еще есть один немаловажный фактор. Эти, что у вас сейчас работают, они либо вашего возраста, либо чуть моложе, то есть в советское время детьми или подростками были. А время развала Союза они застали в молодом, самом деятельном возрасте.

– Ну и что с того? – не поняла, куда клонит собеседница Клавдия.

Анна Николаевна помолчала, но все-таки решилась сказать то, что, видимо, не очень хотела:

– Понимаете, вы, то есть те русские, кто все время прожили, в такой вот российской глубинке не знаете, как в конце советских времен нацмены в своих республиках относились к русским. В Перестройку обстановка в том же Узбекистане стала более чем напряженной. Абсолютное большинство узбеков жили очень плохо, в семьях насчитывалось по многу детей, которых было очень тяжело кормить в условиях тогдашнего продовольственного дефицита.

– Они и сейчас говорят, что у них очень плохо, – вставила реплику Клавдия.

– Сейчас им некого винить в этом кроме своего президента и правительства, а тогда они весь корень зла видели в русских. Уже тогда там начались и убийства русских солдат, и изнасилования русских женщин. Жили как на вулкане. Где-то с восемьдесят девятого года выходить из гарнизона в город в одиночку стало небезопасно. Мы как раз оттуда в 89-м и заменились. А потом нам знакомые писали, что после развала Союза в отношении русских вообще беспредел начался. Где-то первые два-три года этой их независимости они от души поиздевались над оставшимися там русскими. И в первую очередь бесчинствовала молодежь. И как раз вот эти, – Анна Николаевна кивнула на рабочих за окном, либо принимали в тех бесчинствах участие, либо были их свидетелями. То есть к русским у них отношение изначально плохое. Ну, а более молодые уже по-другому воспитаны, чем эти.

– Но я, знаете ли, ничего такого от своих рабочих не замечала. Ни в свой адрес, ни вообще. И в поселке они себя тихо ведут, всегда вежливы, – не согласилась с собеседницей Клавдия.

– Здесь, в центре России, на агрессивное, вызывающее поведение в отношении местных жителей… на такое только кавказцы способны. А эти нет, эти в основном трусливые, я же говорила, они по природе своей забитые. А что касается того что они тут вежливые и к женщинам не пристают… для этого тоже есть своя причина. Они ведь всегда очень плохо питались, так же как их родители и деды. В средней Азии питались едва ли не хуже всех в бывшем СССР. По этой причине у их мужиков, как бы это сказать, сексуальное чувство после тридцати лет притупляется. Я думаю, что ваши рабочие, которые одну доску еле поднимают, не мужики в полном смысле слова…

И все же ничто не подвигло бы Клавдию на какие-нибудь конкретные шаги, никакая сама изощренная пропагандистская риторика Анны Николаевны если бы…

Где-то ближе к середине июля, во второй половине дня на территорию склада, несмело осматриваясь, вошел среднего роста, ладно сложенный молодой парень с ярко выраженной среднеазиатской внешностью. Увидев, отдыхающих в тени штабеля рабочих он подошел к ним и что-то спросил по-узбекски. Те ему ответили, указав на контору. В ходе короткого разговора стало очевидным, что рабочие почему-то без восторга выслушали своего соплеменника. Об том свидетельствовали их явно недружелюбные взгляды, которыми они проводили пошедшего в контору парня.

Клавдия услышала робкий стук в дверь, но сначала даже не обратила на него внимания. Так еще никто никогда в эту дверь не стучал, ни рабочие, ни клиенты – все входили без стука. Тот же стук возобновился после некоторой паузы, но дверь так и не открывалась. Наконец, из криков рабочих по-узбекски со двора, Клавдия догадалась, что кто-то стоит у двери конторы-магазина и стучит в дверь, не решаясь войти без разрешения.

– Кто там? Войдите! – крикнула Клавдия, как обычно сидя за прилавком, который она сейчас использовала в качестве стола, выписывая накладные.

– Здравствуйте, – с акцентом но достаточно четко, хоть и негромко произнес вошедший, парень с короткими, черными как смоль волосами и застенчивым взором.

На вид ему было что-то в районе двадцати пяти лет, хотя по всему его старило усталое, небритое лицо. В тоже время одет он был просто, но аккуратно, в джинсы, коричневую рубашку и кроссовки. В руках парень держал небольшой, но, опять же, добротный аккуратный чемодан. Несмотря на то, что судя по всему, он преодолел очень длинный путь, от его облика веяло какой-то особой природной чистоплотностью, качество, весьма нечасто встречающееся у представителей южных народов.

– Здравствуйте, – ответила Клавдия и вопросительно посмотрела на вошедшего.

– Вы, Клавдия Михайловна? – стараясь правильно произносить слова и имя отчество, опять же с акцентом спросил парень.

– Да, это я.