Мы явно успели покинуть пределы Города, автобус временами потряхивает… Да, дорожное полотно далеко от идеала. Впрочем, ничего страшного. В качестве компенсации можно любоваться раскинувшимся по обе стороны пейзажем. За стеклом движутся кулисы из деревьев, пышная, яркая, многоцветная листва… между деревьями и дорогой — то узкая полоса, поросшая желтеющей травой, то относительно обширные поля. Временами пестрые кроны сменяются угрюмыми густо-зелеными рядами. В Аверхальме подобные пирамидальные деревья, ощетинившиеся колючими иголками, — редкость, но все же встречаются иногда.
На спинке сиденья поэта, где я примостился, более-менее комфортно. На сей раз я путешествую на легальном положении. Точнее, не совсем на легальном. Кроме поэта никто о моем присутствии не подозревает. Зато с поэтом я договорился накануне.
Едем за город, туда, где продолжается работа по разборке старого дома. Поэт в этот, надо полагать, нелегкий труд уже втянулся. Сказал, что там хорошо остаться наедине со своими мыслями. Может, смена обстановки натолкнет меня на столь желанные воспоминания и открытия. Посмотрим…
Мне еще ни разу не доводилось оказаться за границей привычной территории. Хотя не так давно попал в богатый пригородный поселок, где живет клиентка принца — это можно не учитывать. Ведь я даже ничего толком не разглядел в темноте. Зато сейчас ясное утро…
Ночью, видимо, неожиданно выпали заморозки, хотя ничто не предвещало. Если приглядеться, трава и опавшая листва сохранили следы инея. Однако эти беловато-зеркальные следы быстро тают, исчезая буквально на глазах. Своевременное напоминание о том, что надо поторапливаться с нашими изысканиями. Я больше не желаю зимовать в Городе. Ни за что!
Сворачиваем на какую-то боковую дорогу, вскоре останавливаемся. Уже доехали? Нет, просто в наших рядах пополнение. Внутрь заходят еще трое — не слишком похожие на типичных обитателей Города. Молча усаживаются на свободные задние места рядом друг с другом. Жесткие темные волосы, смуглые лица… Узкие черные глаза смотрят настороженно и недоверчиво, словно их обладатели каждую секунду опасаются подвоха или нападения со стороны.
Продолжаем путь…
До отвала насытившись великолепными природными картинами, я как-то незаметно засыпаю. Надеюсь, вовремя проснусь, когда мы наконец достигнем цели.
*******
От шума, который поднимают выходящие наружу пассажиры, невозможно не пробудиться. Вслед за поэтом тоже выбираюсь на свежий воздух. Он действительно свежий и прохладный. Огромный участок опоясан высоким забором из листов металла, вокруг кирпичного дома с пустыми оконными провалами разбросан строительный мусор. Кто-то из вновь прибывших закрывает ворота, в которые только что въехал наш автобус.
Дом старой постройки, но еще, видимо, крепкий, с широким внушительным крыльцом. Даже жаль, что строение решили разрушить. Половины третьего этажа уже как не бывало, его верхняя граница темнеет неровной полосой на фоне неба.
Безымянный знакомый Николая уже вовсю распоряжается. По его команде наши недавние спутники послушно отправляются внутрь дома.
— А ты опять во флигель пойдешь, — оборачивается распорядитель к поэту.
— Да, согласен.
— Твоего согласия никто и не спрашивает. Инструменты на прежнем месте.
Чтобы попасть во флигель, приходится обойти дом. А там уже рукой подать. Собственно, это небольшой домик на высоком фундаменте, когда-то, видимо, бывший двухэтажным. Теперь осталось полтора этажа. Крыша, разумеется, отсутствует. Ну, ничего, день нынче безветренный, сквозняки поблизости не гуляют. Так что, надеюсь, меня не сдует на землю. Поэт поднимается по изъеденной временем скрипучей деревянной лестнице… Там, где нам предстоит провести целый день, внешние стены наполовину разобраны, осталась только внутренняя, рассекающая помещение на две части. Некоторые доски пола провалились, снизу пахнет сыростью и тленом. В углу, там, где пол кажется понадежней, целая гора треснувших и целых кирпичей. Поблизости валяются грубая куртка, молоток и еще какой-то металлический инструмент.
Поэт с деловитым видом стряхивает куртку и напяливает ее на себя. Обматывает шарф вокруг шеи так, что почти прикрывает себе рот. Поднимает с пола белесые перчатки.
— Ну что, будешь мне помогать?
Очень смешно.
— Я буду тебя вдохновлять на честный и благородный труд.
— Да, в самом простом труде есть нечто вдохновляющее, — на полном серьезе откликается он. — Знаешь, когда работаешь руками, голова свободна, и мысли в нее прилетают сами, легкие и радостные, искрящиеся. Или пусть даже не радостные, но удачные. Я за предыдущие дни примерно половину новой поэмы сочинил. Хочешь послушать?
— Немного попозже, — деликатно уклоняюсь я от предложения. — Как ты думаешь, зачем разрушают эти два дома? Они ведь еще вполне крепкие. Их бы слегка подновить и можно не тратиться на строительство.
Поэт пожимает плечами.