Вообще-то я урбанист, потому что вынужден быть городским. И если куда-то выбираюсь, то это не море и не Майами, а какая-нибудь тихая заводь средней полосы. Мой отдых – только под нашим кустом и чтобы никого не было. Лица наших комаров мне приятнее.
Несколько лет назад меня все же совратили. В последний момент накрылась моя заводь на Валдае, я в панике дал слабину, и меня повезли отдыхать в Черногорию. Чисто, уютно и бессмысленно.
Как и в Швеции. Однажды вывезли меня туда на рыбалку. Мы искали, где бы остановиться, и обнаружили целый архипелаг сдающихся коттеджей. Никаких глухих заборов, колючих проволок. Только правила пользования коттеджем и ключи от дома, висящие на калитках. Ну это же застрелиться можно от такой жизни! Скукотища! А у нас действительно интересно. Только страшно. Страшно за детей, за внуков, за собак. И немножечко – за себя.
Многие считали рыбалку смыслом существования. Михаил Степанович Державин, отец Михал Михалыча, блестящий вахтанговский артист, был знатный рыбак и увлек сына сызмальства. Стилистика рыбалки у нас – полюсная. Я с рассвета плюхаюсь в складной «стульчак» и тупо сижу вне зависимости от клева. Михал Михалыч мечется по побережью, меняя кусты на трясину, переоснащает удочки, пробует блеснить…
Корифеем и фанатом рыбалки был народный артист Советского Союза Николай Крючков. К старости он соглашался сниматься в фильмах в том случае, если рядом с натурой оказывался водоем.
Замечательными рыбаками были Гриша Горин, Вячеслав Тихонов… Удивительный поэт-песенник Леня Дербенев рыбачил зимой и летом. Ловил подо льдом, под айсбергами, в унитазе, когда ничего другого не было. Не мог жить без удочки.
Однажды он и меня потащил на подледную рыбалку. Зимой, как известно, ловят на мотыля – такой маленький красненький червячок, которого и летом-то не надеть на крючок. Сейчас все оснащены, есть даже специальные резервуарчики с подогревом от батареек, а тогда, сорок лет назад, мотыля засовывали в презерватив и держали его за щекой!
Ездили мы с Леней рыбачить и летом. Как-то отдыхали с ним и Державиным в Сортавале. Внизу – Ладога с судаками и щуками и прилепившийся к скале Дом творчества композиторов. Со скалы мчится маленькая речушка, где мы всласть ловили небольшую форель. Но кто-то из местных подсказал, что, если забраться высоко на гору, там есть скальные озера и можно поймать громадных черных окуней. Мы навьючились как мулы: надувная красная лодка, рюкзаки со снаряжением, снасти, прикормка… Словно альпинисты, почти по отвесной скале стали карабкаться вверх.
Когда наконец добрались до плато, нашему взору открылось красивейшее озеро.
В предвкушении активного клева мы облачились в ярко-оранжевые непромокаемые костюмы, надули и спустили на воду лодку и забросили свои фирменные удочки. Адаптировавшись, заметили неподалеку висевшего вдоль скалы местного мужичка, одетого в валенки и ватник.
Он одной рукой, как обезьяна, держался за корень наклонившегося дерева, а другой, в которой было зажато самодельное удилище, пытался поймать рыбу.
Прошел час, второй, третий – ничего, ни поклевки. Ни у нас, ни у него. Как часто бывает в таких случаях, от злости перешли на «эсперанто». Леня кричит:
– Мужик! Чего ж тут рыба так х…во ловится?
Тот отвечает:
– Не то что х…во, а даже очень плохо!
В нашем театре были замечательные рыбаки: Володя Ушаков, Клеон Протасов и, конечно, Родион Александров. Породистый, дворянских кровей красавец, джентльмен. Уж если у нас кто-то и смахивал на артиста академического театра, то это он.
Холодным летом 1983 года охотницко-рыболовецкая бригада в составе Р. Александрова, М. Державина и вашего (ихнего) покорного слуги, воспользовавшись отпуском в театре, вырвалась в Костромскую область, на великую реку с целью укрепить то, что в простонародье называется здоровьем. Поселились в пансионате. Великая река цвела из-за бесконечных шлюзов и ГРЭС и рыбы не давала. Бригада готова была впасть в отчаяние и начать подрывать то, что хотела укреплять, при помощи того, что можно выудить на суше. Но руководитель артели Родион Александров (браконьерская кличка Родя) не стал ждать милостей от природы, а стал их брать… Брезгливо взглянув на шведскую удочку с волжским червем на конце (удочки) в руках Мих. Мих., он пошел на кухню, посредством обаяния украл три алюминиевые кастрюли, личным сверлом превратил их в помесь решета с дуршлагом, набил последние черствым хлебом (так как бригаде мучного нельзя, а рыбам можно), на леске (0,5) смонтировал три кольца с грузом, отдельно пустил леску (0, 3) с веером крючков и велел Мих. Мих. и вашему (ихнему) покорному слуге ехать на ближайшую ферму. Там мы в туче слепней и комаров вгрызлись в родной край и добыли фирменных, упругих темно-коричневых червей.
Смахнув скупую мужскую слезу (это – аллегория: ни слез, ни мужчин под рукой не было), мы оттолкнули руководителя от берега.