Склонен к побегу

На улице не видно было детей, а редкие прохожие старались скорее миновать это зловещее место. Об этой улице можно было сказать словами из песни Булата Окуджавы:

«Там птицы не поют,

Деревья — не растут!»

Здание Бюро пропусков было одноэтажное и напоминало приемную тюрьмы, тем более, что у входа стоял охранник. Входившие туда люди невольно начинали говорить шепотом и внутренне съеживались. Внутри бюро представляло собой комнату с несколькими канцелярскими столами и стульями и несколькими окошками в очень толстой перегородке, за которыми сидели «сотрудники». На столах лежали инструкции, в которых объяснялось, как надо заполнять анкеты.

За одним из этих столов я тоже заполнил свою анкету, однако без упоминания о пребывании в тюрьме и о выходе из партии. Потом я написал заявление на пропуск. Приложив к этим документам свой паспорт, путевку и направление из Бюро Путешествий, я подал все это в окно. Женщина в окне сверила мои документы и, оставив себе заявление, анкету и направление, остальные вернула мне.

— Придете за ответом 13-го ноября с 16 до 18 часов, — лаконично сказала она.

Я совсем не верил в возможность получения пропуска. Мне рисовались картины одна хуже другой. То я представлял, что теперь в моей комнате сделают обыск. Другой раз мне думалось, что 13 ноября, когда я приду за ответом, меня поведут на допрос и будут требовать чтобы я сознался в намерении бежать с теплохода. Во всяком случае я решил до 13 ноября никаких мер по подготовке к отъезду не предпринимать. Я ходил на работу в ресторан «Волхов», где разгружал машины с продуктами, укладывал продукты в складские помещения и по мере надобности подавал эти продукты на кухню ресторана. Меня кормили на кухне, на выходные дни давали «паек» и я обходился без денег. Поскольку рабочий день у грузчиков не регламентирован, то работать приходилось с 8 утра допоздна. Иной день я возвращался домой только в 9 часов вечера сильно утомленный. Сразу же ложился спать. Конечно такая работа, да еще за мизерную плату — 85 рублей в месяц мало кого устраивала и грузчиков всегда не хватало. Вот почему они приняли меня с такой радостью. Грузчиками в СССР работали только горькие пьяницы, да «деклассированные элементы» вроде меня.

13 ноября вопреки ожиданиям я получил пропуск во Владивосток. Что это было: ошибка МВД («и на старуху бывает проруха!») или же — провокация КГБ — я до сих пор не знаю. Подумав, я решил, что это — провокация и стал соответственно готовиться. Поскольку провокация могла иметь целью поймать меня с поличным при попытке побега, то прежде всего у меня в вещах не должно было быть никаких улик, указывающих на подготовку к побегу. Я сразу же решил отказаться и от компаса и от герметического футляра для часов, который брал с собой и в 1966 году и во время других попыток побега. Я также не взял с собой адресов друзей, чтобы не подвести их в случае моего ареста. Я решил не брать с собой никаких документов, которые были бы неоправданны надобностями путешествия «Из зимы в лето». Кроме паспорта я взял только военный билет и фотокарточку моих родителей. И то я не завернул их в резину в Ленинграде, оставив это дело на день побега. Кроме того, я приготовил маленький перочинный ножик и леску с крючком и искусственной мушкой. Удочка должна была снабжать меня пищей, ибо сначала я собирался бежать на лодке. Маленькую надувную лодку из прорезиненного шелка весом всего 1,5 кг. я зашил в тонкий материал, купленный специально для этой цели еще летом, таким образом, что его можно было обернуть вокруг пояса на подобие бандажа. На шелковую материю я пришил пуговицы и сделал петли. Сверху я приспособил специальный ремень из того же материала. Одетый таким образом «бандаж» создавал впечатление, что у меня есть небольшой «животик», что в моем возрасте не должно было казаться странным. На всякий случай я решил не снимать в самолете свое массивное зимнее пальто, прошедшее со мной все тюрьмы и все еще великоватое мне.

Я ожидал, что в аэропорту в моих вещах под видом обычного досмотра будет произведен обыск. Именно поэтому лодку я и не положил в чемодан, а приспособил на себе. Свою специальную сшитую для заплывов рубашку я тоже не взял. Рубашка была синего цвета. А для обитателей тех морей, куда я направлялся теперь, цвет одежды играл немаловажное значение. Из литературы я знал, что акул эффективно отпугивают открытым под водой разноцветным (преимущественно красным) зонтиком. Плыть с раскрытым зонтиком я не мог. Но зато я мог одеть пеструю, преимущественно красную ковбойку. Ее я и взял с собой. Я также знал, что акул провоцирует к нападению голое тело пловца. Поэтому я взял с собой женские длинные чулки, чтобы у меня не было голых участков тела. Чулки и рубашка должны были предохранять одновременно и от солнечного ожога и от ожога медуз-физалий. На голову я взял зеленую резиновую шапочку. Здесь превалирующим фактором являлось стремление не быть обнаруженным с корабля. Поэтому — под цвет морской волны.