Склонен к побегу

Через пол часа мы были на другой горе, где в лесу стоял другой ресторан «Старая мельница», по форме напоминающий ветряную мельницу. Гостей еще никого не было. Мы сели за маленький столик в нише, висящей над пропастью, заказали вино и закуску и Валентина Николаевна начала рассказывать о себе.

— Я родилась в семье врача. Вы ведь знаете, что значит быть врачом в Советском Союзе! Нет никого в СССР, кто бы получал такой низкий оклад, как врач! Даже дворник, даже грузчик и те живут лучше врача: они могут хоть где-то подработать — там помогли мебель занести в квартиру, там — какую-то грязную работу сделали — глядишь, немного им и заплатят за это. А ведь врач не может этого — положение не позволяет! Даже если он и захочет делать черную работу — его не возьмут, не пригласят! Вот и получилось, что я все детство провела в беспросветной нужде, нищете: у меня даже куклы приличной не было. Бедная мама с трудом могла накормить нас с сестрой, а об одежде и игрушках и мечтать было нечего. Поэтому я и вышла замуж за номенклатур-щика, занимающего крупный партийный пост, чтобы только выбраться из опостылевшей нищеты. Только счастья я не нашла. Мужа своего я так и не полюбила, хоть и старалась, — чужой он мне: морально чужой, нравственно чужой. И я очень несчастна! Даже наш 15-ти-летний сын не связывает нас с мужем. И работа моя — такая же фальшь, как и вся моя жизнь. Я — инженер, а с детства люблю литературу.

Я чувствовал, что она рассказала мне о себе правду, но не мог ответить ей столь же правдивым рассказом о своей жизни: это было бы слишком рискованно. И я выдумал несуществующую жену, которая якобы ждет меня в Ленинграде, и несуществующую должность в одном из Вычислительных центров.

— Ваше лицо особенное, — задумчиво заметила Валентина Николаевна, — Я разу обратила на него внимание. У искателей курортных приключений таких лиц не бывает.

— А у вас лицо такое, как у ста тысяч других в России, — ответил я.

Валентина Николаевна вопросительно посмотрела на меня. И я продолжил:

— Ты такая ж простая, как все:

Как сто тысяч других в России.

Знаешь ты одинокий рассвет,

Знаешь холод осени синей…

По-смешному я сердцем влип,

Я по-странному мысли занял.

Твой иконный и строгий лик

По часовням висел в Рязанях.

— Есенин! — воскликнула она. — Есенин! О! Как я люблю Есенина!

Я стал читать еще. Незаметно спустился вечер. Пришел оркестр и заиграл танцевальные мелодии. Мне показалось, что я вновь стал молодым, что не было вовсе тех десяти лет, когда я испытывал равнодушие и к чужой и к собственной смерти, когда сама мысль — пойти с красивой женщиной в ресторан — была более невероятна, чем мысль о путешествии на Марс.

Я привлек Валентину Николаевну к себе и поцеловал. Она жарко ответила мне и прошептала: «Ми-лый… еще сегодня утром я не знала тебя!»

— Какое волшебное слово!

И луна хочет так

Чтобы каждый дрожал

От щемящего слова «милый»! —

процитировал я.

— Есенин — волшебник!

Я поцеловал ее еще и спросил тихо:

— Ты читала рассказ Бунина «Солнечный удар»?

— Читала! Это рассказ о том, как незнакомые до того мужчина и женщина, плывшие на пароходе по реке Волге, внезапно воспылали страстью друг к другу и почти не сговариваясь сошли на ближайшей пристани, чтобы провести вместе ночь в гостинице?

— Да, он самый. Так вот, со мной тоже случился сегодня «солнечный удар».

— Я тебе верю… Потому что я чувствую то же самое, милый — ответила она просто. — Но это должно быть обставлено красиво. Я не пойду, Юра, ни в гостиницу, ни в такой дом, где любовники снимают комнату на одну ночь. Я не хочу, чтобы кто-либо шептался за моей спиной.

— Я предложу тебе другое, — ответил я, мысленно формулируя мгновенно созревший план: «Я все равно собираюсь поехать в Батуми на пароходе в своих целях. Не поехать ли нам вместе? Если за мной есть слежка, то поездка в Батуми вместе с женщиной казалась бы менее подозрительной».

Вслух я сказал:

— Валечка, а что ты думаешь насчет морской прогулки в Батуми? Мы бы купили билеты в отдельную каюту.

— Отличная идея! — воскликнула Валя. — Но мы пропустим наши лечебные процедуры — Мацестинские ванны!

— Только два дня! Мы доедем до Батуми за один день. Там пробудем весь день, а вечером на этом же пароходе отправимся обратно.

— Согласна! Поедем завтра!

На следующий день по расписанию в Батуми шел небольшой теплоход «Колхида». Билетов в отдельную каюту в кассе не оказалось и мы ехали в 4-х местной каюте, обмениваясь саркастическими улыбками с видом заговорщиков.