Скобелев

— Вали все на меня, — буркнул Скобелев. — Состоять в царской немилости для меня дело привычное. Ну, назад, в Туркестан, отправят или на Кавказ — эка важность!

— А если в отставку?

— Тоже неплохо. Тогда я гласом болгарского народа вплотную займусь.

Ясный намек Струкову настроение не улучшил. Он искренне привязался к порывистому и яркому герою Балканской войны, столь энергично поспособствовавшему его карьере, ценил саму карьеру, не обладал опытом царских немилостей и очень не хотел таким опытом обладать. А расследование шло своим чередом и в конце концов вывело на казачьего есаула, мимо которого как-то ночью проследовали два генерала в сопровождении адъютанта и казака-коновода.

— Узнал их? — спросил Александр Петрович, лично вызвав казачьего офицера.

— А это — как сложится, — туманно ответил есаул. — Надо будет — припомню, а нет — так самому же легше.

Казачий офицер дураком не выглядел и явно намеревался поторговаться. Однако Струков пока держал его на крючке, очень надеясь, что главнокомандующий в конце концов забудет об этом происшествии в суете своих парадных экзерсисов. Однако Николай Николаевич о возможностях устроить пакость никогда не забывал, и при первой же встрече сказал Скобелеву:

— Ты у меня на подозрении, а посему командовать парадом не будешь.

Скобелев ушел, испытав большое облегчение, поскольку парадные обязанности всегда его тяготили. И неизвестно, как бы повернулась вся эта история, если бы личный представитель Государя прибыл позже доклада Струкова. Но он прибыл до него, и главнокомандующему оставалось лишь развести руками.

— Что ж, я от всего сердца поздравляю генерала Скобелева со столь высокими милостями моего брата.

Милости и впрямь были высоки. Звание генерал-лейтенанта, пожалование генерал-адъютантом, шпага, ножны которой украшены бриллиантами, и назначение на должность командира 4-го корпуса. Кто именно столь лестно, своевременно и удачно доложил Александру II об особых заслугах генерал-майора Скобелева на последнем этапе войны, осталось тайной, но высокий покровитель был явно из числа тех немногочисленных высших сановников, которые отдавали должное Белому генералу.

Теперь Михаил Дмитриевич оказался надежно прикрытым от неудовольствия Николая Николаевича, но раздражение великого князя от этого не пошло на убыль. А Струков задерживал доклад, сколько мог, и случилось так, что услужливые приближенные главнокомандующего добрались до казачьего есаула без ведома Александра Петровича. Есаул был себе на уме, учитывал милости, пожалованные Государем Скобелеву, а посему из всей четверки всадников, нарушивших демаркационную линию, припомнил только генерал-майора Струкова.

— А ведь так предан дисциплине, — озадаченно вздохнул Николай Николаевич, имея в виду собственного любимца.

Под дисциплиной в данный момент он понимал самого себя. И очень огорчился, поскольку и впрямь привязался к Струкову, если привычку к подчиненному можно назвать привязанностью к нему.

Расставаться с ним великому князю не хотелось, портить ему карьеру — тоже не хотелось, и главнокомандующий решил ограничиться серьезным внушением, дабы не навредить Струкову и сохранить собственное лицо. Так бы оно и случилось, если бы Александр Петрович обладал хотя бы малым опытом спокойного восприятия царских неудовольствий. Но беда была в том, что он куда в большей степени обладал опытом придворной интриги, несмотря на бесспорную личную отвагу и столь же бесспорное боевое мастерство. И когда великий князь вызвал к себе Александра Петровича всего лишь для отеческого внушения, вышеуказанный опыт и сработал в нем в первую очередь.

— Повинную голову и меч не сечет, Ваше Высочество, — бодро и чуть ли не с улыбкой начал Струков, едва появившись пред очами главнокомандующего. — Дерзким нарушителем вашего повеления оказался я, но потому лишь, что генерал Скобелев не дал мне времени доложить вам о его приглашении прокатиться к Босфору. И молчал я до сей поры тоже по его просьбе.

— И сознаваться он тоже тебя попросил? — резко перебил Николай Николаевич.

— Я не сознаюсь, Ваше Высочество, — очень доверительно сказал Струков, мгновенно уловив намек в словах великого князя. — Я докладываю светлейшему брату моего императора.

— О чем ты докладываешь, Струков? — нахмурился главнокомандующий, слегка запутавшись в изящных поворотах разговора. — О грубейшем нарушении дисциплины?

— Никак нет, Ваше Высочество, — Струков счел нужным таинственно понизить голос. — Я докладываю о тайной подготовке генерал-лейтенанта Скобелева-второго к государственной измене.