Скобелев

Казалось бы, неудачная супружеская жизнь, развод, всю вину в котором Скобелев взял на себя[57], целиком и полностью подтверждают приведенную мысль: даже в таком сугубо интимном деле, как любовь, Скобелев бездумно следовал советам боготворимого им человека. Но такой вывод глубоко ошибочен.

Супружество было навязано Михаилу Дмитриевичу любящими родителями. Он был единственным продолжателем славного рода и, исповедуя святое пророчество: «Чти отца своего и матерь свою и благословенны будут твои дни на земле», не стал перечить Дмитрию Ивановичу и Ольге Николаевне. Подозревали ли они, что тем самым обрекают свое чадо на неимоверные душевные муки? Любви желанной, делающей каждый прожитый день, осененный ею, светлым, неповторимым и жертвенным, между супругами не было.

А тут внезапно нагрянуло великое горе – отец и мать при непостижимо трагических и загадочных обстоятельствах сошли в могилу. Как ни храбрился Скобелев, удары судьбы оказались жестокими и непоправимыми. Полководец, купавшийся в славе, окруженный сонмом друзей и почитателей, корреспондентами, с жадностью ловившими каждое его слово, вмиг почувствовал себя одиноким. И ничто иное не могло согреть его истерзанную душу так, как любовь. Он был свободен, богат, не стар годами, знаменит и по-юношески наивен. Генерал-рыцарь в своей избраннице желал видеть не столько спутницу жизни, сколько единомышленницу. Увы, такое удавалось немногим гениям. Отважный боец, герой, наделенный безмерной теплотой души, оказался беспомощным перед натиском потребительского отношения к любви. Идеал рухнул. Скобелев на какое-то неуловимое мгновение потерял нить жизни, и этого оказалось достаточно, чтобы она оборвалась.

Страшился ли Скобелев смерти? Клюкастая безрезультатно охотилась за ним в безбрежных песках Туркестана, в горах Испании, подстерегала при переправе через полноводный и коварный Дунай, готова была принять в свои холодные объятия в роскошных виноградниках на Зеленых горах, выжидала, авось сорвется «белый генерал» с головокружительной высоты, занесенных снегом балканских троп, спасует перед лицом грозного Вессель-паши, ни на шаг не отпускала своего визави в безводной пустыне Каракум в надежде, что наконец удача отвернется от него. Не вышло, не дождалась. Даже по самым скромным подсчетам, Скобелев участвовал в 70 сражениях! А вот умереть довелось «белому генералу» в самой нелепой обстановке. Но даже, казалось, и такой исход был просчитан им.

В письме к И.С. Аксакову, написанном Скобелевым 23 марта 1882 года, имелись весьма примечательные строки: «Я получил несколько вызовов, на которые не отвечал. Очевидно, недругам русского народного возрождения очень желательно этим путем от меня избавиться. Оно и дешево, и сердито. Меня вы настолько знаете, что, конечно, уверены в моем спокойном отношении ко всякой случайности. Важно только, если неизбежное случится, извлечь из факта (смерти. – Б. К.) наибольшую пользу для нашего святого дела...»

Человек редкого ума и чистейшего сердца, мерилом деяний которого была человеческая жизнь, словно предвосхищал события и тревожился не столько о своей персоне (ей, мол, и так воздадут должное по чинам и заслугам), сколько о славянском единении. С высоты минувших веков помыслы Скобелева отнюдь не потускнели, а наоборот, высветлили его прозорливость – Европа дважды встряхнула мир губительными войнами, но корнем зла и в Первой и во Второй бойне был пресловутый восточный вопрос, богатства и обширность славянских земель. Скобелев отчетливо представлял врага, знал, что необходимо противопоставить агрессору, и настраивал русский народ на долгую тяжкую борьбу за справедливость. Этой мыслью он жил, с нею и сошел в могилу. Аксаковские строки стали эпилогом к яркой, но до обидного короткой жизни «белого генерала»:

Тот эгоист холодный и пустой,
Кто жизнь свою не посвятил народу:
Что б он ни говорил про долг любви святой,
Про человечество, свободу.

Октябрьский переворот 1917 года с жестокостью Молоха прошелся, по России. Летели наземь символы российской государственности, втаптывался в грязь и рвался на части стяг былой России. Исподволь шла подготовка к разрушительному удару по тем, кто, возвеличив Отечество, остался запечатленным в граните и бронзе. Акт вандализма готовился с особой тщательностью в недрах Народного комиссариата просвещения, который возглавлял А. В. Луначарский. 12 апреля 1918 года нарком докладывал на заседании Совнаркома свое понимание указаний В. И. Ульянова (Ленина) о сносе «истуканов» – так называл вождь мирового пролетариата памятники, на которые ему после переезда советского правительства в Москву волей-неволей приходилось взирать. В число истуканов наряду с царскими персонами был занесен и Скобелевский ансамбль. Так появился на свет знаменитый декрет «О памятниках Республики».