Скобелев, или Есть только миг…

Ещё раз напоминаю о порядке и осторожности нашего поиска. Какие бы то ни было самовольные перемещения, курение и разговоры запрещаю категорически. Учтите, что поход будет проходить по территории дружественного нам союзного суверенного государства. Растолкуйте это казакам, чтобы дошло до каждого. И помните, господа: на нас смотрит не только вся Россия. На нас смотрит вся Европа, потому что мы первыми начинаем освободительный поход против многовековой тирании Османской империи.

Когда вернулись в Кубею, полк был готов к длительному маршу. Кони взнузданы, тюки увязаны, тороки[29] пригнаны; казаки ещё балагурили у затухающих костров, но за их спинами коноводы уже держали лошадей в поводу.

В начале двенадцатого послышался мерный тяжёлый топот: шёл усталый Селенгинский пехотный полк. Остановился у выхода на площадь, вольно опершись о винтовки, но строго соблюдая строй. Командир спешился у крыльца, доложил о прибытии полка вышедшему навстречу Шаховскому.

– Что артиллерия?

– Застряла, ваше сиятельство, – виновато вздохнул до погон заляпанный грязью командир Селенгинского полка. – Пехотинцы совершили тридцативерстный переход по тяжёлой дороге и сейчас очень нуждаются в отдыхе.

– Ясно, – сердито буркнул Алексей Иванович.

– Ваше сиятельство, – умоляюще сказал Струков. – Позвольте с одними казаками поиск произвести.

Генерал хмуро помолчал, и все с затаённым нетерпением молча смотрели на него.

– Грязи, грязи… – Шаховской потоптался, недовольно вздохнул.

– Делать более нечего, рискуйте, полковник. Только…

– Ур-ра! – загремела притихшая площадь, заглушая генеральские слова. – Поход, ребята! По местам, казаки!

Командир корпуса неожиданно оглушительно рассмеялся, выпрямился как на смотру, развернул плечи. Крикнул, поднатужившись, хриплым, сорванным басом:

– С Богом, дети мои!.. – вдруг закашлялся, обернулся к Струкову:

– Обращение Его Высочества – и вперёд. Вперёд, полковник, только вперёд!

– Благодарю, ваша светлость! – весело прокричал Струков, сбегая с крыльца.

Казаки уже вскакивали в седла, вытягиваясь посотенно и строя каре по сторонам площади. Во время захождения кто-то вежливо тронул хорунжего Студеникина за плечо. Он оглянулся: с седла, ухмыляясь, свешивался вахмистр Евсеич.

– Винтовочку мою ты сам повезёшь, ваше благородие, или мне отдашь?

Казаки рассмеялись.

– Тихо! – крикнул сотник Немчинов. – Что за хохот?

Хорунжий торопливо сдёрнул с плеча новенький английский винчестер и протянул его вахмистру.

Каре выстроилось, и в центр его выехали оба полковника: Струков и Пономарёв.

– Казаки! – волнуясь, но зычно и отчётливо прокричал Струков. – Боевые орлы России! Вам доверена великая честь: вы первыми идёте на врага. Поздравляю с походом, донцы!

– Ур-ра! – качнув пиками, раскатисто прокричали казаки.

– Слушай обращение! – Струков развернул бумагу, адъютант услужливо светил фонарём. – «Сотни лет тяготеет иго Турции над христианами, братьями нашими. Горька и невыносима их неволя. Не выдержали несчастные, восстали против угнетателей, защищая детей, женщин и имущество своё. И вот уже два года льётся кровь: города и села выжжены, имущество разграблено, жены и дочери обесчещены. Доблестные войска вверенной мне армии! Не для завоеваний идём мы, а на защиту поруганных и угнетённых братий наших. Дело наше свято и с нами Бог. Я уверен, что каждый, от генерала до рядового, исполнит свой долг и не посрамит имени русского. Да будет оно и ныне так же грозно, как в былые годы. Да не остановят нас ни преграды, ни труды, ни иные лишения, ни упорство врага. Мирные же жители, к какой бы вере и к какому бы народу они ни принадлежали, равно как и их добро, да будут для вас неприкосновенны. Ничто не должно быть взято безвозмездно, никто не должен дозволить себе произвола…»

Струков откашлялся, строго оглядел замерший строй: в затухающем свете костров за силуэтами всадников виднелись ряды селенгинцев и группа офицеров на крыльце штаба. Он глубоко вздохнул и продолжил чтение:

– «Напоминаю моим войскам, что по переходе границы мы вступаем в издревле дружественную нам Румынию, за освобождение которой пролито немало русской крови. Я уверен, что там мы встретим то же гостеприимство, что предки и отцы наши. Я требую, чтобы за то все чины платили им, братьям и друзьям нашим, полною дружбою, охраною их порядков и беззаветною помощью против турок, а когда потребуется, то и защищали их дома и семьи так же, как свои собственные…» – Струков закончил чтение, внушительно потряс бумагой. – Подлинник подписал Его Императорское Высочество великий князь Николай Николаевич старший! – Полковник вытер со лба пот, вновь привстал на стременах. – Для молебна времени нет. Полковник Пономарёв, вы прочтёте молитву перед походом. Шапки долой!

Пономарёв громко, отчётливо выговаривая каждое слово, прочитал молитву. Казаки истово перекрестились, надели шапки.

– Полк, справа по три, за мной рысью ма-арш! – подал команду Струков.

И не успели тронуться первые казачьи ряды, как с улицы донеслось:

– Селенгинцы, слушай! Равнение на двадцать девятый казачий!.. На кра-ул!..