Скобелев, или Есть только миг…

Сказав это, Тахир-паша вышел из караулки, и Струков последовал за ним. У входа стоял конвой Ганецкого. Распорядившись о караульных командах, Струков отозвал корнета и приказал разыскать Скобелева. Корнет вскочил на коня и помчался в Плевну, а Струков поспешил за Тахиром-пашой, который быстро поднимался на прибрежный холм. Поднявшись, повернулся к войскам и, воздев руки к небу, начал что-то кричать, а Струков тем временем всматривался в суровые лица аскеров. Исхудалые, истощённые голодом и боями, они оставались по-прежнему грозной силой, по-прежнему верили в своего полководца и по-прежнему горели решимостью сражаться до конца, и Александр Петрович впервые за этот день ощутил не только восторг победы, но и огромное облегчение. Самая боеспособная и опытная армия противника сдавалась русским войскам вместе с лучшим полководцем Османской империи.

Но сдавалась эта армия медленно и крайне неохотно. Глухой рокот пробегал по сгрудившейся солдатской массе, кое-где вновь упрямо взметнулась винтовки. Тахир-паша вырвал из ножен саблю, выкрикнул что-то и бросил её к ногам Струкова. За ним стали бросать оружие офицеры, что-то объясняя аскерам, выталкивая из рядов самых несговорчивых и отбирая у них винтовки. Разоружение шло тяжело, многие солдаты в знак несогласия разбивали о камни свои прекрасные многозарядки, ломали штыки и ятаганы, разбрасывали патроны, сталкивали в реку орудия и зарядные ящики.

А над всей этой с такой неохотой разоружавшейся армией с того берега уже гремело ликующее «Ура!», и первые караульные команды вступали на мост…

3

Победное «Ура!» донеслось и до Плевны, где его восторженно подхватили скобелевские войска. Сам генерал в это время работал со штабом, отдавая не только боевые приказы, но и распоряжения по поддержанию порядка в городе. Только что к нему прискакал отец, получивший приказание главнокомандующего принять под свою опеку пленных и трофейное имущество. Одновременно великий князь, уже знавший, что Скобелев-младший вступил в Плевну, сказал:

– Коли вступил первым, так и быть ему там губернатором.

В голосе Николая Николаевича звучало откровенное раздражение, вызванное стремительной самостоятельностью Михаила Дмитриевича, но старый рубака по простодушию не заметил этого, а приказ передал с удовольствием.

– Растёшь, Михаил, – не без гордости добавил он. – Получается, что я у тебя в подчинении. Дожил, как говорится.

Однако Михаил Дмитриевич не склонен был разделять отцовского торжества. Он сразу понял, что Его Высочество-главнокомандующий этим почётным назначением обрекает его на пассивное пребывание в тылу. А за окнами продолжали воодушевлено кричать «ура», и это очень раздражало.

– Мокроусов, узнай, с чего они там орут. А заодно найди Млынова.

– Не орут, а воинский победный восторг выражают, – строго поправил отец, когда порученец вышел. – Османке хребет сломали, а ты – орут!

– Османке, – проворчал сын. – Нам бы таких «Османок» хоть парочку.

Вошёл непривычно оживлённый Млынов. Ещё с порога крикнул:

– Ура, Михаил Дмитриевич!

– Ура, – подтвердил генерал. – Пока они там «ура» кричат и ликуют, разыщи-ка ты мне, Млынов, у местных купцов добрых полушубков. На крайний случай, овчин: полушубки сами пошьем.

– Сколько?

– Столько, чтобы дивизию одеть: интендантство солдат без подштанников на зиму оставило. Заранее скажи, что оплачу деньгами, а то попрячут. Ступай.

Млынов ушёл, ни о чем более не спрашивая, поскольку все уже сообразил. А старший Скобелев, насторожившись, перестал безмятежно улыбаться.

– Это ж какими деньгами ты за всю дивизию оплатишь? В карты, что ли, выиграл? Так ты в них отродясь не выигрывал, насколько мой карман помнит.

– Князь Имеретинский обещал средства изыскать, – как можно естественнее сказал Скобелев, склоняясь над бумагами, чтобы спрятать усмешку.

– Имеретинский? – с сомнением переспросил старик. – Ну, это другое дело, ежели Имеретинский.

– Нарочный от генерала Ганецкого, – доложил Мокроусов, появляясь в дверях. Юный корнет, розовый от воодушевления и скачки, влетел в комнату. Звякнув шпорами, доложил, что генерал Ганецкий просит тотчас же прибыть к Осману-паше генерала Скобелева.

– Какого именно Скобелева? – простовато спросил Михаил Дмитриевич.

Ему вдруг по-мальчишески захотелось, чтобы отец присутствовал при этой встрече. Потому-то и прикинулся непонимающим и даже немного растерянным. И – угадал.

– Обоих, ваши превосходительства! – не задумываясь, гаркнул корнет, поскольку не получил от Струкова ясных указаний.

Оба Скобелева прискакали к шоссейной караулке, когда разоружение уже закончилось. Турецкие офицеры строили угрюмых, подчинившихся своей участи аскеров под наблюдением русских конвойных команд. Ганецкий уехал с докладом к главнокомандующему, и всем распоряжался Струков. Он радостно приветствовал Михаила Дмитриевича, с некоторым удивлением – его отца, и приказал Нешед-бею доложить об их прибытии Осману-паше.

– Он вас представит, а меня извините, ваши превосходительства. Дел по горло.

– Аскеров накормить надо, Александр Петрович, – сказал Михаил Дмитриевич.