Скобелев, или Есть только миг…

— Полководец всегда рассчитывает на удар там, где его не ждут. Государь. В данном случае я надеялся, что генерал Ганецкий примет мою демонстрацию за направление решающей атаки.

— В знак уважения к вашей личной храбрости я возвращаю вам вашу саблю.

— Благодарю, Ваше Величество, — паша склонился в глубоком поклоне.

В то время как происходила эта театральная церемония, Дмитрий Иванович Скобелев прискакал к сыну. Оба генерала были молчаливо обойдены приглашением к царскому завтраку; но старику стало известно, что сын утром испросил аудиенцию и был принят императором.

— Унижался? — загремел Дмитрий Иванович, едва переступив порог. — Сапоги царские лизал, а что вылизал? Вот что! — он повертел фигой перед надушенной и любовно расчесанной бородой сына. — Тебе сам Османка руку тряс, а хрен вам вместо праздничка, хрен с редькой, ваше превосходительство!

— Хрен с редькой — тоже неплохая закуска, — улыбнулся Михаил Дмитриевич.

Он был в мундире при всех регалиях и вместе с парадно одетым Млыновым деятельно накрывал на стол. Столь же парадный Куропаткин молча поклонился разгневанному генералу.

— Празднуешь? — презрительно отметил Дмитрий Иванович. — Унижение водкой заливаешь?

— Не унижение — победу, — улыбнулся сын. — А какую, сейчас узнаешь. Готово, Млынов? Зови.

Млынов вышел. Скобелев критически обозрел стол.

— Наливай, Алексей Николаевич. Первый тост — стоя.

Куропаткин едва успел разлить шампанское, как Млынов пропустил в комнату порученца.

— Доброе утро, господа, — сказал Мокроусов, с некоторым удивлением оглядывая накрытый стол и парадных командиров. — Звали, Михаил Дмитриевич?

— Возьми бокал. — Скобелев обождал, пока разберут шампанское, расправил бакенбарды. — Сегодня утром Государь изволил произвести тебя в офицеры и повеление о сем уже подписано. За здоровье подпоручика Мокроусова! — он залпом осушил бокал, достал из кармана погоны и протянул их Федору. — Носить с честью. И чтоб завтра представился мне по всей форме.

— Благодарю, Михаил Дмитриевич… — растерянно начал было Мокроусов.

— Ну, уж нет! — вдруг сердито прервал генерал Скобелев-старший. — Кончился для тебя Михаил Дмитриевич, понятно? Отныне он тебе — ваше превосходительство. Так-то, подпоручик, и дай я тебя расцелую на счастье!..

Глава десятая

1

Осень 1877 года выпала затяжной и холодной, зима обещала сильные морозы и обильные снегопады, а русская армия была разута и раздета: по всей логике надлежало перейти к обороне, перезимовать и весною возобновить боевые действия. Внимательно следивший за ходом этой войны германский канцлер Бисмарк[52], исходя из этой логики, приказал убрать со своего рабочего стола карту Балканского театра русско-турецкой войны.

— Она не понадобится мне до весны.

Вскоре после этого личный представитель главнокомандующего Александр Петрович Струков, наконец-то произведенный в генералы, по личному поручению своего захворавшего непосредственного начальника докладывал высшему командованию русской армии общий замысел зимней кампании.

— Его Высочеством принято решение преодолеть Балканы, когда противник, да и весь мир, этого не ожидает. Колонна генерала Гурко должна наступать на Софию. Через Иметлийский перевал в скором времени пройдет генерал Скобелев-второй для действий против группировки Весселя-паши. Для обеспечения этих ударов формируется Траянский отряд под командованием генерала Карцева с задачей прорваться через Траянский перевал.

Гурко преодолел Балканы, победив турок, снега, вьюги и морозы, и вступил в Софию к великой радости всей Болгарии. Чего это стоило его войскам, красноречиво говорит личная депеша великого князя главнокомандующего, адресованная непосредственно брату, российскому Императору Александру II: «…за время форсирования Балкан русская армия окончательно осталась не только без сапог, но и без шаровар. Умоляю Ваше Величество…»

Колонна генерала Скобелева прорвалась через Иметлийский перевал, не испытывая подобных трудностей, поскольку вся была одета в добротные белые полушубки. Обрадованный этой вестью Дмитрий Иванович тут же подписал все розданные Млыновым долговые обязательства, не забыв, правда, красочно выругать предусмотрительного, но не в меру щедрого сына.

28 декабря произошло решающее сражение возле деревень Шипка и Шейново. Войска генерала Скобелева внезапно, без артиллерийской подготовки начали атаку и, умело маневрируя, соединились с войсками генерала Святополк-Мирского. Армия Весселя-паши оказалась в полном окружении и после некоторых колебаний сложила оружие. Русские взяли двадцать две тысячи пленных с восемьюдесятью тремя орудиями. Путь в южную Болгарию был открыт.

Победа была настолько впечатляющей, что великий князь Николай Николаевич скрепя сердце приказал Михаилу Дмитриевичу лично доложить ему об этой операции. Скобелев немедленно прибыл в ставку, где его первым встретил Струков.

— Наконец-таки сообразили, что тебе давным-давно пора генеральскую форму носить, Шурка, — улыбнулся Михаил Дмитриевич, обнимая Струкова. — Пойдешь ко мне авангардом командовать? Вместе коней в Босфоре искупаем.