Скобелев

В Бухарест приехал Тотлебен. По пути за Дунай он останавливался тут на несколько дней... На первых порах он сошелся очень коротко со Скобелевым. Они даже казались неразлучны. Вместе обедали, вместе ужинали. У обоих было одно общее - отвага и привычка к боевой жизни. Оба одинаково недоверчиво относились к штатским генералам и тем героям мирного режима, которые, нося военный мундир, явились на боевые нивы с невинностью младенцев и кротостью голубей. К сожалению, две эти боевые силы -Тотлебен и Скобелев - не долго шли рядом. Слишком не схожи были их натуры, слишком разны взгляды на войну, на солдата... Один - весь осторожность, даже медлительность, спокойствие, заранее обдуманный план. Другой - орел, жадно накидывающийся на врага, находчивый, гениальный, даже способный в самом бою создать новую диспозицию, нервный, алчущий сильных впечатлений... Любимцем войск, разумеется, был второй, хотя роль первого под Плевной была несомненно полезнее... Потом под Геок-Тепе и Скобелев стал иным. С годами пришла рассудительность, поэт войны стал и ее математиком... В конце концов он показал себя только в последнее время, и настоящего Скобелева мы бы увидели потом, в первую большую войну... До 1880 года он только развивался, складывался, рос... Все блестящие его качества до этого времени были лишь вспышками гения, отдельными лучами этой военной звезды, столь яркой, столь быстро взошедшей, чтобы тотчас же потухнуть.

Нужно было видеть, как в Бухаресте его встречали раненые 30 августа, чтобы понять, до какой степени солдат верно умеет ценить своих друзей и врагов... Впрочем, и не один солдат. У Брофта за обедом какой-то из штабных героев с громадными протекциями и потому блестящей карьерой вздумал было заговорить о молодом генерале в том пошловатом тоне, который почему-то считается у нас признаком самостоятельности мнений и даже принадлежностью хорошего общества... Говорил, говорил да и разоврался... Без удержу!..

Вдруг перед ним вырастает армейский офицер с подвязанной рукой...

- Молчать!.. Гниль!.. Когда вы надеваете на себя кресты, принадлежащие нам, когда вы снимаете пенки со всего кругом, когда вы пользуетесь всеми выгодами дела - где мы знаем только одни тяжкие обязанности, мы представляем вам полную свободу действий. Мы не завидуем вашим лаврам... Но Скобелева - не трогать!.. Слышите ли - не трогать!..

Тот растерялся, сконфузился и извинился...

- Помилуйте, это фанатизм какой-то... Они не позволяют говорить...

Увы!.. Несчастный не понял, что ему не позволяли только клеветать!..

- У кого больше перебили солдат, как не у Скобелева... - заявлял другой. Это было еще до заморожения 24-й дивизии на Шипке, до Горного Дубняка, до перехода гвардии через Балканы.

- Да, но ведь никому другому и таких задач не полагалось, трудно исполнимых и стоящих стольких жертв...

Любовь солдат к нему была беспримерна.

Раз шел транспорт раненых. Навстречу ехал Скобелев с одним ординарцем. Желая пропустить телеги с искалеченными и умирающими солдатами, он остановился на краю дороги...

- Скобелев... Скобелев! - послышалось между ранеными.

И вдруг из одной телеги, куда они, как телята, свалены были, где они бились в нечеловеческих муках, вспыхнуло "ура"... Перекинулось в другие... И какое "ура" это было! Кричали его простреленные груди, губы, сведенные предсмертными судорогами, покрытые запекшейся кровью!..

После одной из рекогносцировок едва-едва идет солдат, раненный в голову и грудь. Пуля прошла у него под кожей черепа. Другая засела ниже левого плеча. Увидев генерала, раненый выпрямляется и делает "на плечо" и "на караул!". Совершенно своеобразное выражение солдатского энтузиазма.

Офицера, смертельно раненного, приносят на перевязочный пункт.

Доктор осматривает его - ничего не поделаешь... Конец должен наступить скоро.

- Послушайте, - обращается несчастный к врачу... - "Сколько времени мне жить?

- Пустяшная рана, - начал было тот по обыкновению.

- Ну... довольно... Я не мальчик, меня утешать нечего. Сам понимаю... Я один - жалеть некому... Скажите правду, "сколько часов проживу я?

- Часа два-три... Не нужно ли вам чего?

- Нужно.

- Я с удовольствием исполню...

- Скобелев далеко?..

- Шагах в двухстах...

- Скажите ему, что умирающий хочет его видеть... Генерал дал шпоры коню, подъехал. Сошел с седла... В глазах у раненого уже затуманилось...

- Как застилает... Генерал где?.. Не вижу.

- Я здесь... Чего вы хотите?

- В последний раз... Пожмите мне руку, генерал. Вот так... Спасибо!..

Под Плевной - умирающий офицер приподымается...

- Ну, что наши?..

- Отступают...

- Не осилили?

- Да... Турков тьма-тьмущая со всех сторон...

- А Скобелев - цел?

- Жив...

- Слава Богу... Не все еще потеряно... Дай ему...

Опрокинулся и умер с этой молитвой на губах за своего вождя...

В бою под Плевной, когда генерал уже в пятый раз бросился вперед в огонь, его обступили солдаты.

- Ваше-ство...

- Чего вам, молодцы?

- Невозможно на коне... Все с коней посходили...

- Ладно...

И пробирается вперед верхом. Турки целят в близкого к ним всадника. Целый рой свинцовых шмелей летает у его головы.