...ское царство

— Отлично. Эти восемьдесят штук будем считать моим подарком тебе, разовым пособием. Сегодня ты сможешь их получить в банке «Голдмэн». Твой счет… Но, ладно, это мелочи. Их всегда успеем решить. Уф, кажется, отдышалась. Слушай, Гарик, у тебя есть что-нибудь перекусить? А то, я тут с твоими проблемами… некогда червяка заморить.

— Да-а-а-а… Есть. Сейчас что-нибудь найду, — встает с дивана Гариф. — А что бы ты хотела? Может, такого у меня и не бывает.

— Гоша, не кривляйся. Принеси что-нибудь, все, что угодно. Умираю, есть хочу!

Пока хозяин дома тарахтит на кухне посудой и хлопает дверцей холодильника, Роза, как всегда, не без тягостного напряжения приводит в вертикальное положение свою рыхлую тушу и принимается расхаживать по комнате, осматривая и ощупывая все кругом, как это только что проделывал Гариф. Бессчастный паркет кричит при каждом ее шаге.

— А живешь ты, Гарик, ничего! — кричит она ему в кухню, выдвигая и заглядывая в ящик комода. — Нормально живешь. Гарнитурчик стильный. Испания?

— Румыния, — доносится из кухни.

— Но выглядит чисто, как Испания. Штук пятьдесят?!

— Двадцать семь.

— Выглядит дороже. Ремонтик, да, можно было бы, конечно, и обновить. Ну, это мы потом займемся. Так несешь ты?.. Где ты там запропал?

Но вот и Гариф. Он приносит тарелку с бутербродами, ставит ее на журнальный столик, и потом еще в несколько приемов, — салаты, маслины, пирожные. Роза тут же вновь бросается на диван и принимается уписывать не разбирая все подряд, чередуя, казалось бы, несоединимые вкусы. Внутреннее содрогание, с каким Гариф наблюдает эту картину, исподволь проступает на его лице. Но Роза сейчас целиком, полностью и всецело поглощена одним величайшим вожделением, так, что кажется, будто помутившиеся маленькие черные ее глазки просто не различают иной реальности. И все-таки что-то она пытается говорить:

— Ничего, Гаря, все будет хип-хоп!.. Прорвемся, Гарик… Прорвемся…

В считанные секунды уничтожает Роза весь харч. И только когда механически работающая рука ее натыкается на пустую тарелку, она очухивается, точно ото сна.

— Что ты опять стоишь? Садись.

Она поворачивает свое большое лицо к Гарифу, в жировых наплывах которого теперь просматривается жизнь, кладет свою увесистую руку ему на ляжку и мурлычет, щурясь игриво:

— Ты такой хорошенький. Я бы тебя сейчас съела. Вот взяла бы, и съела.

Она продолжает трепать бедро Гарифа и смотрит на него пристально. И он смотрит пристально на Розу: