Сколько будет 2+2?

Не секрет, что в кругах интеллигенции, ориентированной на естествознание, философия предстает едва ли не строгим антиподом всему тому, чему учат методы точных наук. Абсолютная однозначность результата, предельная конкретность условий его получения, обязательная его верифицируемость и воспроизводимость – вот что составляет идеал современной науки. Между тем о какой точности можно говорить применительно к философии? Ведь ни одна из ее категорий в принципе не поддается формализации, а тем самым и однозначному ее пониманию. Но если так, то, как говорится, уже «по определению» ее категории легко могут менять свое содержание непосредственно в самом ходе дискуссии. Философская же конкретность – это, как кажется, вообще род логического абсурда, противоречия в определении: что-то вроде немасляного масла или несладкого сахара. Ведь философия – это искусство, как кажется, прямо противоположных всему конкретному предельно абстрактных, отвлеченных от всякой осязаемости, теоретических построений. Предельная же абстрактность категорически несовместима с условиями любого конкретного эксперимента. О верифицируемости результата философских изысканий вообще говорить не приходится. Ведь уже само существование противостоящих и даже враждующих друг с другом школ и учений, которые категорически отрицают самые основоположения чужого кредо, ставит под сомнение любую возможность какой бы то ни было доказательной поверки. Но если одни говорят о Боге, другие – о материи и при этом не существует никакой (рациональной, ибо все иррациональное в сфере науки не имеет никакой ценности) системы доказательств в пользу реальности того или другого начала, как можно говорить о верифицируемости конечных философских выводов? А уж воспроизводимость результата и тем более не входит в число философских добродетелей. Философия трактует о мире в целом, но ведь «мир в целом» – дан нам всего в единственном числе, а значит, любое воспроизведение результатов его становления и развития может быть только виртуальным. Однако – уже в силу различия философских школ и философских логик – этот виртуальный результат даже виртуально не может быть воспроизведен с той степенью строгости и точности, какая предъявляется естественным наукам. Примером могут служить вновь вспыхнувшие в последнее время споры по поводу того, что является началом нашего мира: Божественное творение или подчиненное каким-то объективным законам природы эволюционное развитие от простого к сложному?

Словом, едва ли не по всем позициям философия прямо противостоит научному естествознанию. Больше того, на взгляд многих она оказывается красноречивым примером именно того, что обязан искоренять в себе любой, кто хочет посвятить себя изучению точных наук.

В старое, «доперестроечное», время широко практиковался такой метод торговли, когда в нагрузку к какому-то желанному для покупателя товару прилагалось нечто, не пользующееся вообще никаким спросом. Хочешь купить то, что хочешь? – бери и нагрузку. Не хочешь, – уходи, желающие найдутся и без тебя. Так удивительно ли, что многие из тех, кто и сегодня мечтает о большой науке, привыкли смотреть на философию как на подобную «нагрузку» к желанному пропуску в ее высшую школу? Сдать и забыть – вот практическая программа для многих, если не сказать для подавляющего большинства.

Правда, утверждается и то, что философия – это своего рода всеобщая методология научного познания. Что овладение ею одновременно и дисциплинирует наше сознание, подчиняя его какому-то высшему канону, и расковывает его. С этим как-то не принято спорить, во всяком случае, ни один из титанов не только гуманитарной мысли, но и естествознания никогда не опровергал этот тезис. Но, может быть, все это только оттого что они силой своего собственного таланта сумели подняться над этой теоретической суетой и всем им просто было некогда спорить о каких-то абстрактных метафизических туманностях?

Впрочем, какая-то тайна здесь, как кажется, все-таки есть, недаром ведь уже более двух тысячелетий изучение философии считается чем-то обязательным для всех посвятивших себя науке. Вот только бы понять – почему? Может быть, это просто своеобразная гимнастика ума? Ведь в конце концов совсем неважно, на чем оттачивать мысль: пианист шлифует свое мастерство ежедневно по нескольку часов, играя какие-то дурацкие так раздражающие слух посторонних гаммы, так почему бы и исследователю, пытающемуся проникнуть в самые сокровенные тайны природы, не поупражняться в теоретизировании о том, существует ли объект без субъекта, а субъект без объекта, познаваем ли наш мир и в чем состоит его единство?