Сколько длятся полвека?

Кольцов держался в своей, видимо, обычной роли насмешливого и циничного хозяина. Взял Вальтера под руку, провел в комнату поменьше с двумя кроватями, в свой кабинет.

Одна женщина печатала на машинке, другая, прижав плечом телефонную трубку, быстро писала, третья, лежа на ковре, раскладывала влажные фотографии. С одной Кольцов говорил по–русски, со второй по–немецки, с той, что занималась снимками, на плохом испанском языке. Со всеми одинаково свободно, чуть пренебрежительно.

— Уединение, каким располагаю… Вы случайно, ответный визит и тому подобное.

Он продолжал в прежнем ключе. Но без наигранного оживления, все суше.

— Восьмого Франко взял Малагу. Мятежники форсировали Хараму. А дальше… Мне неясно, почему вас с очевидным опозданием перебросили под Араганду? Допустимо всякое. Кто–то считает вас хорошим командиром и придерживал про запас. Замечу в скобках: этот «кто–то» может руководствоваться не лучшими побуждениями, совсем напротив. Другой «кто–то» считает вас плохим командиром и потому тоже придерживает про запас. Еще вероятность: готовятся три новые дивизии, вас могут назначить в одну из них. Раз что–то новое, как же без волокиты…

— Надо бы раньше…

— Почти все, что мы сегодня делаем, следовало делать вчера. Даже вам случайно заехать ко мне.

От иронии ничего не осталось. За столом сидел щуплый, в растянутом свитере, в вельветовых брюках, потертых на худых коленях, человек с нервно подрагивающим плечом и ничего не упускающими близорукими глазами.

— Плечо у меня вроде вашего. По той же причине. Но мы — мужественные вояки, и нам все нипочем. У вас давно?

— С гражданской.

— У меня более свежего происхождения.

Он перехватил за горлышко пузатую бутылку с золотой нашлепкой, помахал ею, плеснул в рюмки остатки арманьяка, выпил разом, как водку. Подошел к тумбочке, за которой печатала русоволосая женщина, взял из стопки несколько страниц.

— Скромные наблюдения над контратаками. Досужие эскизы.

Сосредоточенно, пункт за пунктом, Вальтер читал текст, завидуя приметливости и лаконизму.

— Конкретно, беспощадно. Когда бы дошло…

Кольцов глянул с несвойственной ему робостью.

— По сути?

— Частность. Не убежден, надо ли атаковать более компактными группами?

— Командиры теряют управление.

— Потому что сами и бойцы слабо подготовлены. Чем компактнее, тем больше урон.

— Останемся каждый при своем мнении. Держите меня за дилетанта.

— Я и в мыслях…

— Держите, держите, знаю вашего брата ге–не–ра–ла, — в нем говорило задетое самолюбие. — Все на фронте занимаются не своим делом, не внимают веймарскому старцу Гете, поучавшему: пусть каждый знает свое ремесло. И вы не исключение. То с пистолетом в атаку, то повышенный интерес к «Милисианос де культура» [39]. Певичка какая-нибудь?.. У любви, как у пташки, крылья… Наилучший метод овладеть иностранным языком, которому скверно обучают в наших школах и вузах… Аскетизм — пережиток прошлого. Не теряйтесь, Вальтер. И не обижайтесь. На меня столько народа обижено. Слабого пола, сильного пола, сверхсильного…

Он снова разбавлял все иронией, растекался многословием.

— Научившись водить пером, я убедился: в литературе все сильны. Как брат врача, знал, что в медицине — любой дока. И в военном ремесле — не боги горшки обжигают.

— Не столько обжигают, сколько бьют. Санитарке не дают скальпель и не поручают трепанацию…

Как о чем–то само собой разумеющемся, Кольцов обронил:

— Ваши суждения о массировании частей на нужном участке доведу до соответствующих товарищей.

И опять, впадая в дурашливый топ:

— Выдам за свои, потребую авторское свидетельство и орден. Что остается бедняге–журналяге?

— Бог подаст… Кто такой этот, в большой комнате? Волосы назад, глаза навыкате, нервный тик.

— Взаимный интерес. Избавьте от разведупровской стойки. У него интерес отвлеченно пси–хо–ло–ги–чес–кий.

— Мне б его заботы.

Кольцов, прицениваясь, скособочился.

— Не сдюжите. Он здесь со второго дня войны. Командует эскадрильей. По непроверенным сведениям, самолеты приобретены им на свои кровные. Был сбит. Кроме того, он — Андре Мальро.

В дверях показался Дюбуа–Доманьский.

— Мой генерал, я прибыл…

15 февраля состоялось решение немедленно свести республиканские части на Хараме в три пехотные дивизии: «А», «В» и «С». Командование дивизией «А» возлагалось на генерала Вальтера, «В» — на генерала Галя (венгерского коммуниста Яноша Галича), «С» — на майора Энрике Листера. Дивизию «А» составляли кроме 14‑й батальоны 12‑й интербригады, 5‑я и 33‑я испанские бригады. Штаб 14‑й бригады развертывался в штадив, чтобы в дальнейшем стать штабом прославленной 35‑й пехотной дивизии. Но слава, сражения тридцать пятой — впереди. Пока что поспешная — фронт упрямо подползает к Араганде — перестройка.

Республиканское командование не отказалось от идеи контрнаступления. Новых командиров, едва познакомившись, Вальтер предупреждал: готовьтесь к наступлению.