Сколько стоит корона (СИ)

-- Тогда налейте ему чего-нибудь выпить, -- велел Дойл и, не сдержавшись, прибавил: -- Молока, например.

Джил покраснел до корней волос, а Дойл неспешно пошел за мадам Зи наверх, где располагались спальни. Хозяйка отворила перед ним дверь угловой -- самой богатой в этом доме, и шепнула:

-- Располагайтесь, милорд.

Дойл ненадолго остался один. Эту комнату он знал -- не раз бывал в ней. За прошедшее время поменялся только балдахин на старой деревянной кровати -- бархат выглядел свежее и дороже. Отстегнув ножны, Дойл положил меч на пол, сел на табурет возле кровати, с трудом стянул сапоги. В комнате было тепло, даже душновато, поэтому он без колебаний начал развязывать шнуровку дублета, который был настолько стар, что растянулся по кривой фигуре хозяина и сидел как перчатка на руке.

Он остался в штанах и рубахе, когда в комнату вошла, затворив за собой дверь, рыжеволосая девица. Дойл окинул ее внимательным взглядом и скрипнул зубами - жалкая пародия, едва ли подходящая для замены. Впрочем, он тут же одернул себя и напомнил, что пришел не искать замену, в которой не было никакой нужды, а освободиться от душащего и мешающего спать желания, смешанного с раздражением. И эта девица -- пышногрудая и широкобедрая, отлично подходит.

Она широко призывно улыбнулась, демонстрируя полный набор здоровых белых зубов, и вдруг побледнела -- Дойл пошевельнулся, и его горб стал заметен.

-- Ваше высочество, -- пробормотала она невнятно.

-- Милорд Дойл, -- поправил он. -- Это более чем достаточно. Особенно для постели.

Отработанным движением она потянула за ленту на корсаже, и лиф платья сполз вниз, сбившись некрасивым комом на талии и обнажив полные груди с темными вершинами сосков. Широкие плечи и эти груди отчетливо выдавали в девице простолюдинку. Профессия избавила ее от необходимости пахать и сеять, но кровь брала свое.

Почти безразлично Дойл стянул с себя рубаху, бросил на девицу короткий взгляд и невольно почувствовал, что отвращение в глазах его возбуждает. Так было не всегда. Раньше -- он хорошо помнил -- все желание пропадало начисто, едва он улавливал этот оттенок омерзения в женских глазах.

-- Поверь, -- сказал он спокойно, -- мое уродство никак не влияет на то, что у меня в штанах.

Девица разделась окончательно, а Дойл понял, что так и не спросил ее имени -- но, в конечном счете, оно его совершенно не интересовало.

Она была скучна, скучнее Святейшей книги. Но она была живой, двигалась, пахла женщиной, ее глаза -- такие же скучные, как она сама, -- на какой-то миг подернулись пленкой и увлажнились и даже стали похожи на другие -- зеленые и как будто светящиеся изнутри.

Одевался Дойл в одиночестве -- девица получила лишнюю монету за труды и была выставлена за дверь. Кажется, он подзабыл, почему прекратил посещать заведения, подобные дому мадам Зи -- потому что его начало тошнить от этих девиц и баб, которыми можно было пользоваться так же, как пользуются кубками, когда хотят пить.

Пожалуй, только однажды он встречал женщину, которая воистину продавала наслаждение -- брала дорого, но отдавала больше. Ее привели к нему в последние месяцы войны в одном из гарнизонов под столицей Остеррада. И хотя у нее был на скуле лиловый синяк, а роскошные темно-каштановые волосы были опалены огнем, она держалась с таким достоинством, которому могла бы позавидовать королева. Ее привели как пленницу, а она только дернула бровью и назвала цену за свои услуги.

-- В противном случае, уважаемый синьор, -- заявила она, -- можете сношаться хоть со мной, хоть вот с тем кувшином -- уверяю вас, разницы не заметите.

Он швырнул ей кошель с золотом, а наутро всерьез задумался о том, чтобы забрать с собой после окончания войны. Не забрал -- в тот же день ее насквозь проткнуло случайной стрелой.

Дойл мотнул головой, подтянул к себе сапог, но не надел и растянулся на кровати. Теперь, когда напряжение в паху не отвлекало, он мог серьезно подумать о том, что произошло накануне -- и о том, что делать дальше.

Покушение. Не удавшееся только благодаря тому, что подозреваемая в колдовстве леди Харроу спасла ему жизнь. Сообщение Эйриха о том, что его жена в бремени. И разговор. Тяжелый разговор.

-- У нас будет наследник, -- объявил Эйрих. -- Королева ждет ребенка.

На мгновение Дойл опешил -- он ожидал сообщения о катастрофе, о бунтах, чуме, нападении ведьм -- но не о ребенке. Но потом почувствовал, как на губах невольно появляется улыбка. Королева выглядела довольной и надутой, как жаба, но впервые показалась ему почти приятной. Он опустился на одно колено перед ней, не думая о боли, и произнес:

-- Пусть хранит вас Всевышний, ваше величество.

Королева сморщила востренький носик и прошипела:

-- Вам не обмануть меня этой льстивой миной, милорд Дойл. Я почти уверена, что вы уже думаете, как бы подлить мне в вино полынь-травы, чтобы уничтожить драгоценный плод.

Дойл не отличался особой резвостью, но на ноги вскочил мгновенно, отшатнулся и спросил:

-- Что вы имеете в виду, ваше величество?

Королева не успела ответить -- Эйрих сжал ее плечо и мягко попросил: