Сколько стоит корона

Дойл стиснул руки в кулаки — его тошнило от мысли о том, что кто-то касался его Эльзы, что она принадлежала другому, выгибалась в чужих руках так же, как в его. Это было безумие. Никогда он не думал об этом — или же не позволял себе думать. Она была его женой — и все. Лорда Харроу словно не существовало. Но он был, он оживал сейчас в ее воспоминаниях и неторопливо падающих словах.

— Нас провожали в спальню огромной толпой, рыцари выкрикивали пожелания, которые я могла понять лишь на половину, и то — благодаря «Анатомикону», который стащила как-то у Джамилля без спросу. Знаешь… — она опустила глаза, — прошло немного лет, но я совершенно не помню лица человека, который шесть лет был моим супругом. Зато я вряд ли сумею забыть первую ночь, — ее глаза потемнели, губы побледнели, но она не остановилась, — я дрожала от холода в свадебном платье, а когда мой муж начал раздевать меня, без грубости, но и без нежности, задрожала от страха. Я однажды приносила жертву — петуха — ради того, чтобы привлечь дождь на сохнувшие поля, и в тот момент в спальне сама себе напомнила жертву. Он разложил меня на постели как на алтарном камне, его лицо не было ни приветливо, ни ласково, на нем была какая-то странная сосредоточенность. Когда он разделся, за окном поднялся ураганный ветер, от которого завыли и заскрипели деревья. Когда он провел рукой по моему телу, загрохотал гром, такой сильный и так близко, что я едва сдержала крик ужаса. А когда он проник в мою плоть, забирая мою девственность и проливая кровь, ударила молния. Я видела через приоткрытое окно ее всполох. И когда вспышка исчезла, я ожила. До сих пор магия была для меня инструментом, но в этот момент потекла кровью по венам, заструилась к кончикам пальцев от сердца, заставила смеяться от безудержного счастья, — она рассмеялась и сейчас, только не весело и не счастливо.

Дойл тоже дрожал. В ее рассказе было что-то жуткое, но притягательное, манящее.

— Я проснулась той же, но немного другой. Мне больше не было холодно. Новая радость согревала меня. Муж выглядел счастливым и довольным, и я улыбалась ему, чтобы хоть с кем-то поделиться своим счастьем. Мы в тот же день выехали в Харроу, а когда прибыли и разошлись по подготовленным комнатам, ко мне вошел Джамилль и опустился передо мной на колени. На его лице было написано благоговение и восторг. Он взял мою руку и сказал слова, которые удивили меня: «А ведь я не узнал тебя, маленькая королева».

Дойл вспомнил ведьму с площади, которая кричала, что придет истинная королева. Нельзя было сомневаться в том, кого она имела в виду. Истинная королева — ведьма, опасная для спокойствия государя и государства.

— Я не поняла его слов и даже возмутилась им. Он принес мне эмирскую рукопись о сотворении мира и оставил читать ее в одиночестве. Тогда я читала по-эмирски еще не слишком свободно, но рукопись была небольшая, это был отрывок из Святейшей книги. Разреши, я расскажу тебе его сейчас? — она не ждала ответа и, закрыв глаза, как будто начала читать незримую книгу и глубины своей души: — И создал Всевышний земную твердь, а на ней — все живое и неживое, и птиц, и зверей, и рыб, и деревья, и травы. И уколол себе палец, и обронил каплю крови, из которой вышел мужчина. Всевышний вручил ему стальной крепкий меч и сказал: «Береги творение мое от всякого зла», и стал мужчина защитником земли. Но одиноко было мужчине, он тосковал. Всевышний почувствовал его тоску — и по его щекам потекли слезы. Одна слеза упала на землю, и из нее вышла женщина. И Всевышний дал ей магию и сказал: «Неси творению моему добро и процветание». А потом сказал мужчине и женщине: «Будьте едины и множьте род людской».

Дойл покачал головой. Не было никогда в Святейшей книге ни слова о магии. Не была она никогда благословением Всевышнего — это был дар темных сил, призванный нести беды в мир. А впрочем… какая разница? Он никогда не верил слишком сильно и истово, но он хорошо понимал: если разрешить магию, если позволить людям поверить в эту историю, магия захватит королевство. Сталь не справится с вошедшими в силу ведьмами и потерпит поражение. Это будет конец, которого нельзя допустить.

— Я долго думала о том, что прочла, но поняла значительно позднее, когда спустя два года увидела сожжение ведьмы на площади в Харроу. Молодая женщина горела заживо и кричала от боли, а я едва могла шелохнуться, словно скованная ее страданиями. Ее крики отдавались в моей душе, ее ожоги шрамами покрывали мое сердце. Я заплакала, и лорд Харроу позволил мне удалиться, и вовремя — моя боль рвалась наружу магией. Меня успокоил Джамилль. И тогда же рассказал, почему назвал королевой. Были времена, когда самые сильные ведьмы своих земель становились женами королей, и правили вместе с ними. Короля поддерживали четырнадцать верных рыцарей — по числу ресниц на недремлющем оке Всевышнего.

— А королеву — семь ведьм, по числу ресниц на оке закрытом, — эхом закончил за нее Дойл.

Как жутко, как сладко было бы поверить в эти легенды.