Сколько стоит корона

— Этого следовало ожидать, — произнес Эйрих, когда Дойл сообщил ему о вспышках бунта. — Они поверили в то, что мы расслабились — и нанесли удар.

— Им не придется долго радоваться своей предусмотрительности, — ответил Дойл. — Я сам возглавлю отряды. Не стоит давать людям повод думать, будто кучка взбесившихся лордов может заставить короля изменить свои планы.

Эйрих нахмурился и потер лицо.

— Ты считаешь, это разумно? Продолжать праздник?

— Это необходимо, — сказал Дойл. — Ты — король и абсолютный властелин своих земель. Ты не боишься жалких лордов, забывших свой долг.

Эйрих слегка улыбнулся:

— Как обычно, считаешь на два шага вперед?

Дойл согласно кивнул, поднялся со своего места и произнес:

— Не думаю, что мое отсутствие на пиру сильно расстроит милордов. Скорее уж они устроят отдельный праздник в честь моего отъезда.

— Ты преувеличиваешь. Они уважают тебя, хотя, будь твой характер немного мягче, им было бы легче это показывать.

Дойл усмехнулся — во что он не верил, так это в добрые чувства милордов: он был им хуже кости в горле. Но королю об этом говорить не стал: во-первых, это ничего бы не изменило, а во-вторых, тот и так был хорошо осведомлен.

— Я оставлю Рика и его людей в замке, — сказал он, меняя тему. — И настоятельно прошу временно заменить хотя бы половину своих телохранителей теми, кого он выберет.

Эйрих поморщился, что неудивительно — Рика он не слишком любил, но согласился со словами:

— Только ради тебя.

Рик, святейший отец Рикон, производил впечатление мученика, по странному стечению обстоятельств заброшенного в логово разврата — королевский замок. Вечно облаченный в темно-серую сутану из грубой ткани, с покрытой широким капюшоном, скрывающим половину лица, головой, он подкупал новых знакомых кротким взглядом, тихим голосом и искренней верой во Всевышнего. Его искренние речи даже еретиков заставляли сомневаться в своих ложных учениях, верующие же нередко приходили в священный трепет и падали на колени, повинуясь его словам.

Однако своим поприщем отец Рикон выбрал не службу в монастыре и не обращение язычников, а политику. Будучи старше Дойла на десять, а может, и на пятнадцать лет, он покорно принимал роль его тени, и, как настоящая тень, всюду следовал за хозяином, мало говорил и был практически незаметен. По крайней мере, до тех пор, пока Дойлу не требовались его таланты. Он долго отсутствовал — по приказу Дойла занимался проверкой постов на юге, но теперь вернулся. Ему можно было доверить безопасность короля.

Эйрих не любил Рика — возможно, опасался его обманчивого благочестия, возможно, не верил речам. Но Рикон в свое время сделал слишком много и для самого Эйриха, и для его отца — он был полезен.

— Спасибо, — сказал Дойл. — Тогда я смогу быть спокоен. Итак, брат, можешь пожелать мне удачи.

— Удачи. Всевышний с тобой, — произнес Эйрих, и Дойл, обозначив поклон, покинул его комнату. В коридоре его уже поджидал Рик, все также завернутый почти целиком в свою сутану и сливающийся с серым камнем стен.

— Милорд сейчас свободны? — прошелестел он.

Дойл кивнул и заковылял в сторону своих покоев. Он хорошо знал систему прослушивающих отверстий во всех гостиных и приемных залах, поэтому старался в них не вести разговоры, не предназначенные для чужих ушей.

Шуганув слугу, чтобы не подслушивал, Дойл расположился на стуле с широкой спинкой и жестом показал, что готов слушать. Рик откинул капюшон и тоже сел. Его лицо обычно мало кто мог разглядеть, и на то были определенные причины: у него было слишком худое, как будто изможденное лицо с глубоко проваленными в глазницах глазами и почти бескровными узкими губами. Но прятаться от Дойла ему не было нужды.

— За юг вы можете быть спокойны, милорд, — сказал он. — Лорды искренне верят во власть его величества и будут сражаться за него в случае опасности.

— Зато север кипит недовольством, — произнес Дойл. — Король пока об этом не знает, но там возник слух о его незаконнорожденности. Бастард не может носить корону, а значит, ее надо передать более достойному претенденту.

— И этот претендент, полагаю, отнюдь не вы, милорд, — оскалился Рик.

— Разумеется. Я ведь вовсе и не королевский сын, а отродье дьявола, как тебе известно.

— Кто бы мог сомневаться. И кого же лорды считают достойным носить корону?

— Мальчишку Риверса, — ответил Дойл. — И дело, как ты понимаешь, не в его весьма сомнительных правах — наше родство слишком дальнее, — а в том, что он вырос на севере и полностью доверяет своему дяде Гаю.

— Грубовато, — заметил Рик. — Но действенно. Северянин на троне — эта идея воспламенит даже самых праздных и погрязших в лени и распутстве.

Дойл побарабанил пальцами по колену и сказал:

— Они меня мало волнуют. Я повешу парочку самых громкоголосых, сниму голову с дяди Гая и заберу Риверса во дворец, если не будет дергаться и мешаться.

— В таком случае, что заставляет милорда хмурить чело? — мягко спросил Рик.

— Ведьмы.

— Ведьмы? — уточнил он. — Разве наши законы недостаточно точно определяют меру наказания за колдовство? И разве закончился хворост в стенийских лесах, что нам не из чего сложить костры?