Сколько стоит любовь?

– Какая-то женщина, которая считает вас совершенно замечательным. Она сказала, что я должна о вас позаботиться.

– Вы? – По его губам скользнула тень улыбки.

Эта быстрая усмешка сразила Сирену наповал. В последние две недели столько мужчин улыбались ей – точнее, плотоядно скалились, – что ей казалось, она до конца жизни больше не захочет этого видеть. Но эта улыбка… и мальчишеская, и мудрая, вызывающая и ободряющая. Еще одна такая улыбка, и мороз ей нипочем.

– Да, так она и сказала, – повторила она, стараясь ничем себя не выдать. – Я не стала ей ничего объяснять. Кто бы она ни была, но она, кажется, приняла мое присутствие здесь как должное.

– Это похоже на Герти.

– Герти? – Сирена взяла деньги у водителя, которого обслуживал Грейндж. Она порылась в карманах, достала мелочь, чтобы сдать сдачу, но из-за перчаток не могла отделить десятицентовики от четвертаков. К счастью, владелец машины сам отсчитал нужную сумму.

– Тетя Герти. Она делает лучшее ежевичное вино во всей округе. По крайней мере, она утверждает, что лучше его ничего не бывает. Сам я предпочитаю мартини.

Несмотря на тяжелую промокшую одежду, он действительно выглядел как человек, который привык пить мартини. В костюме-тройке. Что в таком случае он здесь делает?

– А я люблю вино из самбука, – призналась Сирена, решив, что ее горло, которое уже начинало болеть, все же способно издавать достаточно громкие звуки. В конце концов, они товарищи по несчастью, не говоря уж о том, что только такой же полный идиот, как она сама, мог попасть в такую передрягу. – Моя мама довела искусство изготовления самбукового вина до совершенства.

Грейндж стал заливать бензин в видавший виды грузовичок.

– Тогда этим двум женщинам лучше не встречаться. Тетя Герти приходит в ярость, когда подвергают сомнению ее первенство в кулинарии.

– Вы не знаете мою маму. Она даже родной сестре не открыла бы своих секретов, – сказала Сирена, протирая ветровое стекло грузовичка далеко не чистой тряпкой.

– С Герти то же самое. Когда она принимается за дело, то даже Гэллама выгоняет из кухни.

Сирена хотела спросить, кто такой Гэллам, но в это время из вереницы машин вырвался самосвал. Долив бензин, Грейндж поспешил к нему навстречу, а Сирена быстро отступила, чтобы ее не забрызгал грязью тронувшийся грузовичок. Это было ошибкой. Она едва не налетела на пожилую пару, одетую так, словно они собрались в круиз по Карибскому морю.

Женщина спросила, есть ли здесь кто-нибудь, кто может им помочь.

– Мне кажется, вам следовало бы получше подготовиться. В конце концов, такая погода для вас, наверное, не новость.

Сирена прикусила язык, чтобы не ответить грубостью. Ей очень хотелось спросить, всегда ли эта дама одевается в летнюю одежду, когда собирается в места, где снег не новость. Но что толку от перебранки с клиентами?

Племянник тети Герти, уже взявшийся за самосвал, послал Сирене взгляд наполовину умоляющий, наполовину требовательный.

– Поможете? Если вам, конечно, не слишком холодно. Вы замерзли?

Замерзла? Это слишком мягко сказано.

– Ерунда! – Она пожала плечами. – У меня неплохо получается.

Пять минут спустя «седан» пожилой пары тронулся в путь, взметая снег, а Сирена стала обладателем первых чаевых – двух долларов. Она быстро произвела подсчет. Если так пойдет и дальше, она разбогатеет примерно через неделю после того, как замерзнет насмерть.

Уже давно стемнело, когда Сирена наконец смогла передохнуть. Маленький вдруг офис опустел. Волосы, которые прежде были взбиты копной и возвышались над головой по меньшей мере на фут, повисли влажными прядями. Если косметика не текла по лицу, то только потому, что ее уже давно смыло. Слаксы стали такого цвета, которого не в силах изменить ни один стиральный порошок и которого побоялся бы любой модельер. У нее было такое ощущение, будто ее только что вынули из морозильного шкафа.

Но все это было неважно. Она здесь не за тем, чтобы производить на кого-нибудь впечатление. По правде говоря, она уже и сама не знала, что она делает в этом погребенном в снегу городишке. Ей хотелось к маме, хотелось, чтобы кто-нибудь утешил ее и все исправил. Такого чувства она не испытывала уже много лет.

– Я думаю, это ваше.

Сирена прищурилась, по крайней мере, попыталась прищуриться. Пятно перед глазами приняло очертания мужской руки в перчатке, которая протягивала ей дохлого и очень черного паука.

– Мое?

– Ваши ресницы.

Не стоило спрашивать, где она их потеряла и как он их нашел. Сирена подняла голову, всматриваясь в слабый зеленоватый свет от неоновой вывески станции, чтобы разглядеть лицо говорившего.

– А на другом глазу еще держатся?

Грейндж придвинулся так близко, что его теплое дыхание коснулось ее лица, отчего по телу, которое, как ей казалось, давно утратило чувствительность, пробежала дрожь.

– Кажется, нет. Извините.

– Невелика потеря. А вы… я думала, что вы…

– Я закрываюсь. И кроме того, судя по виду, вас пора размораживать.

– Не стану спорить, – согласилась Сирена. Может быть, эта нехитрая уловка поможет, и она снова сможет ощутить его дыхание?

– А для этого надо побыстрее добраться до места.