Сколько стоит ваше сердце?

В гостиной графини суетились горничные, расставляя вазы с розовой вейгелой и развешивая гирлянды "снежной невесты" — они были зачарованы, чтобы не сыпали лепестками и пахли не так сильно. Иначе в комнату было бы просто не войти.

— Что это? — удивилась девушка, пряча в складках юбки компрометирующий ее свиток.

— Подарок от Императора на десятидневье помолвки, — две горничные поклонились, с любопытством поглядывая на графиню, — на столе подарок от повелителя.

Девушки бесшумно выскользнули за двери, оставив Алету один на один с последствиями странного настроения повелителя.

Она неспешно подошла к столу, где, и в самом деле, красовался изящный футляр с вензелем Шайро-Туан на крышке, уже полным графским.

Надавила на костяную пластину.

Внутри, на голубом бархате, покоились длинные жемчужные серьги и широкий браслет. Только жемчуг, как и положено юной девушке.

Карточку Алета взяла уже спокойнее.

"Невинней снега в декабре,
прозрачней солнечной струны,
еще нежней, чем акварель,
еще обманчивей весны…"

Невольно она рассмеялась. Простенький мадригал заканчивался прозаическими строчками: временем и местом. Алета бросила быстрой взгляд на клепсидру в уголке секретера.

Времени оставалось только на то, чтобы спрятать свиток, переодеться, причесаться и добежать до места. Как сказал бы Марк — впритык.

Так она и появилась в апартаментах императора — со смешинками в светло-зеленых глазах.

Рамер, в последние дни привыкший к каменно- настороженному лицу невесты, удивился:

— Дорогая, я бесконечно рад, что ваше настроение исправилось. Но в чем причина? Откройте секрет, чтобы я мог радовать вас и дальше?

— О, — Алета присела, — все было чудесно: цветы, подарок и стихи, — на последнем слове она не выдержала и прыснула.

— Так, значит, все же стихи… Вы их знаете?

— Я даже могу их продолжить, — и Алета с выражением продекламировала:

И прелесть губ,
И прелесть глаз
Того, кто зрел ее хоть раз
Разит еще верней стилета,
Еще?
Ах, пережить бы это.

Император рассмеялся, искренне и без обиды. Алета невольно отметила, что вот так, по-домашнему, в расстегнутом камзоле, волосы небрежно стянуты резинкой и вместо рапиры лишь один длинный кинжал в ножнах на широком поясе — Рамер выглядит по-другому. Ближе и понятнее.

— Но откуда такие познания, откройте тайну? Чтобы я не позорился в другой раз.

— Это стихи Эшери, — охотно объяснила Алета, — у него много таких виршей. Начинается канонично, торжественно, красиво — а в конце сплошное ехидство. Поэтому их и используют так — отрезают верх и пишут на карточках. Дамам нравиться. Ну а я, пользуясь привилегией кузины, знакома с полным вариантом.

— Он еще и поэт! Право же, я начинаю чувствовать себя обиженным богами.

— Вы? — изумилась Алета, — С вашим совершенно роскошным хвостом и императорской короной.

— Забавно, что хвост вы поставили на первое место.

— Ну как же… Корона есть у многих, а хвост — только у вас.

— И он вас совсем не пугает? — Рамер повернулся и словно прошил девушку острым взглядом.

Алету скорее пугали эти его мгновенные переходы от веселья к гневу, от сибаритской расслабленности к полной собранности. Но такие вещи владыкам не говорят.

— Мы же с вами уже выяснили, что нет, — она пожала плечами, — мы боимся того, что может причинить нам зло. В ипостаси вы обнюхали меня и сказали, что никогда не съедите. Мне этого вполне достаточно, чтобы чувствовать себя спокойно.

Она прошла к столику с вином и легкими закусками и наполнила два бокала.

— Мне кажется, вам неприятен этот разговор. Давайте лучше продолжим о поэзии.

— О поэзии — так о поэзии, — покладисто согласился Рамер Девятый, принимая бокал из рук невесты, — а какие стихи вашего кузена вам особенно нравятся?

Алета улыбнулась, легко и мечтательно.

— Цикл "Бродяга". Там есть изумительные миниатюры.

— Почитаете?

— Охотно.

На моем дорожном плаще
Пыль тысячи троп.
И одна ведет к тебе,
А все остальные — прочь.
А в твоем саду — сто огней.
Две тысячи песен у скрипки.
И одна из них — обо мне,
А все остальные — молитвы…

— Хм, — отреагировал Его Величество. Алета этого не заметила. Отмечая рукой сильные доли, она продолжила: