Сколково: принуждение к чуду

Артем Оганов возразил: «Вполне возможно, если ученый не знает английского языка и те, кто работают с ним, тоже им не владеют». Выходит, что закрытость, обособленность от мира, которая практически исчезла из нашей повседневной жизни, из науки исчезать не торопилась.

«Всем здравомыслящим людям понятно, что Российская академия наук и наши университеты разгромлены, потому что их громили много лет подряд, — говорил мне Оганов. — Еще сохранились очаги, где огонь теплится, где удается проводить исследования на мировом уровне. Но эти лаборатории — ничто на общем печальном фоне. А фон таков: у научных работников нет должной зарплаты, должного оборудования, должной мотивации для научной деятельности и, что греха таить, слишком часто отсутствует конкурентоспособный научный уровень».

Если в Росси нет класса ученых средних лет, самого активного и продуктивного, если ведущие ученые уезжают за границу и туда же стремятся молодые, если те, кто остался, в большинстве своем не выдерживают конкуренции и не могут выйти на передовой край науки, потому что слабо владеют английским языком, на котором публикуются передовые работы, то кто же пойдет в прорыв к светлому будущему?

Профессор Артем Оганов говорит, что без фундаментальной науки построить инновационную экономику можно, позаимствовав, например, чужие технологии. Но удержать лидерство, стать центром мирового хайтека — вряд ли.

Процесс превращения абстрактных фундаментальных знаний в конкретные технические решения, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни, напоминает пирамиду. Научные институты и лаборатории занимаются исследованиями фундаментальных законов окружающего мира, не задумываясь об их коммерческом применении. Так, шотландский микробиолог Александр Флеминг, изучая свойства стафилококковых бактерий и плесени, не предполагал, что все закончится появлением мирового рынка антибиотиков с многомиллиардным оборотом. Крохотный процент результатов фундаментальных исследований заинтересовывает людей, которые готовы думать об их практическом применении. Десятитысячная доля от этого процента превращается в удачные проекты, которые выходят на рынок. И уже совсем микроскопическая часть — в продукты, которые покоряют мир. Для того чтобы пирамида сложилось, тысячи Флемингов должны корпеть в лабораториях и заниматься исследованиями на деньги, выделяемые из государственного бюджета.

«Существует прямая связь: есть вода — есть крокодилы, нет воды — нет и крокодилов, — объяснял Оганов. — Даете деньги — появляются хорошие ученые и результаты, перестаете их давать — все исчезает».

В 2009 г. Артем Оганов поставил свою подпись под письмом, которое представители российской научной диаспоры за границей написали президенту Дмитрию Медведеву. С инициативой его написания выступили профессора Александр Беляев из Саутгемптона и Андрей Старинец из Оксфорда. «Все последние годы мы говорили о том, что русская школа теоретической физики, связанная с именами Ландау и Боголюбова, исчезла, — вспоминал Беляев. — Российские ученые рассеяны по миру, МГУ на 99 % работает вхолостую. Нас это сильно задевало, понимаете? Мы думали, обсуждали, чем можем помочь и как сделать, чтобы изменить жизнь молодого поколения российских ученых. Однажды за ужином решили, что напишем письмо».

Текст сложился примерно за неделю. Ученые писали Дмитрию Медведеву, что российская наука переживает катастрофу и процесс распада надо остановить. Они предлагали свои рецепты спасения: привлечь в Россию крупнейшие научно-технические проекты мирового масштаба, такие, например, как Линейный коллайдер, что послужило бы катализатором развития. Создать Российский институт высших исследований с привлечением государственного и частного финансирования, открыть в нем вакансии для крупнейших российских и зарубежных ученых на конкурсной основе в соответствии с международными стандартами и начать программу научных обменов. То есть фактически предлагали построить новую систему производства научных знаний, которая существовала бы параллельно с уже имеющейся.

«Чтобы избежать обвинений в личной заинтересованности, мы решили, что письмо должны подписать только те ученые, которые имеют постоянные позиции на Западе», — объяснял Александр Беляев. Под обращением, которое опубликовала газета «Ведомости», подписалось более 200 представителей российской научной диаспоры[56].

Дмитрий Медведев письмо прочитал, и, может, это было совпадением, но через месяц озвучил идею о Сколково. В Кремле словно действительно вняли призыву западной российской научной диаспоры. Правительство начало обсуждать список научнотехнических мегаобъектов, которые можно было реализовать в стране. Была озвучена амбициозная программа мегагрантов, по которой 80 ученых с мировым именем из России и из-за рубежа получат по 150 млн руб. на три года на создание в России исследовательских лабораторий. Согласно условиям программы, приглашенный ученый должен находиться в стране не менее четырех месяцев в году.