Скользя во тьме

— Так или иначе, — продолжил Лакман, — у Донны оказалась целая корзина из универсама с почтовыми марками. Восемнадцать с лишним тысяч пятнадцатицентовых марок Соединённых Штатов. И какого чёрта ей было с ними делать? Ведь их обратно на почтамт не продашь. К тому же, когда люди с почтамта пришли автомат вытряхивать, они сразу выяснили, что он гикнулся, и всякого, кто появлялся у окошка с пятнадцатицентовыми марками, особенно с целым кольцом… короче, они во всё врубились и стали, по сути, Донну поджидать. Так что Донна обо всём поразмыслила — после того, понятное дело, как загрузила кольцо марок в свой «эм-джи» и отъехала, — а потом позвонила другим своим воровским корешам, с которыми она вместе дела обделывала, и сказала им типа с отбойным молотком подкатывать. И не с простым отбойным молотком, а с крутым, особенным, у которого там и водяное охлаждение, и водяной глушитель. Они его, блин, тоже стырили. Потом глухой ночью они отбили автомат с марками от бетона и перевезли его к Донне в багажнике «форда-ранчеро», который они опять-таки как пить дать стырили. Для марок.

— Ты хочешь сказать, Донна марки продавала? — спросил Арктур, опять поражаясь. — Из торгового автомата? По одной?

— Её кореша снова смонтировали автомат — так, по крайней мере, я слышал. Поставили его на оживлённом перекрёстке, где ходит куча народу, но не совсем на виду — чтобы почтовый фургон не засёк. И пустили в работу.

— Гораздо умнее с их стороны было бы телефон-автомат отбить, — заметил Баррис.

— Короче, они продавали марки, — продолжил Лакман, — типа несколько недель, пока автомат не истощился, как оно, понятное дело, и должно было в итоге случиться. И что же, блин, дальше? Могу себе представить, как все те недели работали над этой загвоздкой по-крестьянски экономные Доннины мозги, — ведь её давние предки крестьянами в какой-то европейской стране были. Так или иначе, к тому времени, как кончились марки, Донна решила конвертировать автомат на безалкогольные напитки, какие на почтамте продают. А эти автоматы уже не слабо охраняются. И за такое можно надолго на нары угодить.

— Это правда? — спросил Баррис.

— Что правда? — спросил Лакман.

— Эта девушка просто дефективная, — заключил Баррис. — Её нужно принудительно лечить. Ведь теперь совершенно ясно, что налоги нам подняли именно из-за того, что она стырила эти марки. — Он опять не на шутку озлился.

— А ты отпиши телегу в правительство, — посоветовал Лакман, — и всё там изложи. — На его холодном лице ясно читалось отвращение к Баррису. — А марку, чтобы эту телегу отправить, попроси у Донны. Одну она тебе, так и быть, по дружбе продаст.

— Ага, за полную стоимость, — прошипел осатаневший Баррис.

В голосканерах, подумал Арктур, на дорогостоящей плёнке, будут многие километры подобной муры. Не километры пустой плёнки, а километры напрочь заглюченной.

Важным было не то, что всё тянулось и тянулось, решил он, пока на виду у голосканеров сидел Роберт Арктур. Важным — по крайней мере, для него (для кого — для Фреда или для Арктура?) — было то, что происходило, когда Боб Арктур отсутствовал или спал, когда под прицелом голосканеров оказывались другие. Так что, как я и планировал, мне следует отсюда свалить, подумал он.

Оставить здесь этих парней и наприглашать других знакомых. Отныне мой дом должен стать сверхдоступным.

И тут его пронзила жуткая, отвратительная мысль. А что, если, отмотав плёнку назад, подумал Боб Арктур, я увижу, как Донна ложкой или лезвием ножа открывает окно и проникает внутрь, а потом курочит и ворует мои вещи? Другая Донна — не та девушка, которую я знаю. Или та самая, но такая, какой я её не вижу. Философский номер «когда дерево в лесу падает». Какой бывает Донна, когда никого нет рядом и никто за ней не наблюдает?

Не трансформируется ли вдруг, подумал Боб Арктур, нежная и прелестная, тонкая и удивительно добрая девушка в нечто подлое и коварное? Не увижу ли я такую перемену, которая вызовет у меня страшный шок? Перемену в Донне или в Лакмане — в любом из тех, кого я люблю. Как бывает с твоей любимой кошкой или собакой, когда тебя нет… кошка опустошает наволочку и принимается совать туда ценные для тебя вещи: будильник, радиоприёмник, электробритву — всё, что только можно туда запихнуть, прежде чем ты вернёшься. А совсем другая кошка, когда ты уйдёшь, обворовывает тебя, царапает всё когтями, смолит твои косяки, ходит по потолку или звонит куда-нибудь на край света… чёрт знает что. Кошмар. Другой, непонятный мир по ту сторону зеркала. Оборотень из города страха в окружении незнакомых ползучих тварей. Донна, ползающая на всех четырёх, лакающая из мисок для животных… любой дикий психоделический опыт, жуткий и непостижимый.