Регина, несмотря на внутреннюю борьбу, продолжала сохранять внешнее спокойствие. Сидевшая рядом Кристина чувствовала, как тяжело ей дается не смотреть в глаза сидящему напротив епископу, который то и дело останавливал на ней свой внимательный взгляд.
Клирик, огласив выдвинутое Свободным городом обвинение против обеих женщин, приступил к прочтению отчета дознавателей, отправленных неделей ранее в Марцелль и Фогельбах.
Кристина, слушая его гнусавый голос, вещающий о событиях и явлениях, никогда не происходивших в действительности, никак не могла уловить суть. Но видела, что каждое приведенное свидетельство было заведомо лживым.
Некто Николас из Марцелля утверждал, что, придя в хижину к Регине за настоем от желудочной колики, стал свидетелем приготовления колдовского варева из мышиного помета, который ведьма смешивала с сушеными ящерками и сдабривала толчеными костями, по форме напоминающими человечьи. Вокруг дома виднелось много плетеных корзин, наполненных собачьими и волчьими экскрементами пополам с шерстью. От них шла невыносимая вонь. Но ведьма словно не чувствовала ее…
Маргарет, белошвейка из Марцелля, попросившая у Регины притирания от больных коленей, получила вместо этого черный порошок, смешанный с ее колдовской слюной, от которого ноги несчастной распухли до невозможности.
Генрих, водовоз из Фогельбаха, уверял, что несколько раз видел, как обвиняемая оборачивалась черной кошкой и качала колыбель с его новорожденным сыном. А потом унесла двух курей…
Пастух, недалекий Петерхен, пася деревенских коз, часто замечал, как Регина вылетает из трубы в виде клубов темного зловонного дыма и растворяется в воздухе.
Кристина, слушая монотонное бормотание клирика-секретаря, зачитывающего похожие друг на друга лжесвидетельства и гнусные оговоры, начала клевать носом. Но как только ее голова склонилась на грудь, острие копья бдительного охранника требовательно ткнуло в бок, призывая к вниманию.
— Клаус и Вениамин Копп из Марцелля уверяют, что часто принимали красных улиток, взваренных на корнях белладонны, чтобы увеличить мужскую силу, но в последний раз ведьма приготовила им колдовской настой, предполагая извести несчастных до смерти. Испив его, они не могли успокоить свою плоть в течение многих дней и ночей.
Кристина невольно прыснула со смеху. Мерзавцы были ей знакомы. Они чуть ли не каждый день прибегали к Регине, горя от желания заполучить волшебные капли, а теперь вывернули свою неуемную телесную сухотку наизнанку, оболгав несчастную. Славно их тогда проучила Регина, приготовив раствор, готовый поднять на подвиг элефанта[47]
… Кто бы знал, что развратники и гулены затаят зло…Секретарь осуждающе посмотрел на девушку и, не сказав ни слова, продолжил заседание.
Разведенные семьи… Разоренные дома… Уморение младенца в утробе матери… Доведение до смерти прикосновением и взглядом… И, наконец, налетевшая «Черная смерть».
Чем дальше клирик зачитывал обвинения опрошенных лжецов, тем сильнее давила тишина. Зал примолк под грузом страшных обвинений; каждый из зрителей боялся, что Регина обернется и огненным взглядом проклянет его навеки.
Чем дальше секретарь лез в дебри несуразной лжи и нелепых наговоров, тем меньше надежды на собственное спасение оставалось у Кристины. При желании все то же самое можно было рассказать и о ней. Приписать несуществующие прегрешения…
— Мы выслушали показания допрошенных жителей Марцелля и Фогельбаха, — раздался голос епископа. Регина вздрогнула и подняла на Конрада уставшие глаза. — Но эти показания бездоказательны, и многие даны впопыхах либо под давлением дознавателей, о чем свидетельствуют несвязная речь, неясность и фантастичность суждений. Располагает ли следствие показаниями более надежных свидетелей? — спросил епископ опешившего секретаря.
Молодой монах поперхнулся от неожиданности выпада и побагровел. В зале раздались облегченные смешки. Нависший над зрителями образ ужасной ведьмы слегка развеялся.
Отложив исписанные лживыми показаниями листы в сторону, клирик подошел к стражнику, стоящему у входа в пыточный зал, и шепнул ему на ухо несколько слов. Военный исчез. Несколько мгновений спустя он вернулся в сопровождении женской фигуры, закутанной в длинную шерстяную накидку с капюшоном, полностью закрывающим лицо неизвестной.
Секретарь суда, увидев вошедшую, взбодрился и провозгласил:
— Уважаемые судьи, мы имеем возможность допросить единственного свидетеля, оставшегося в живых после шабаша, утроенного на вершине Фельдберга в ночь Всех Святых.
Брови Регины удивленно поползли вверх. Прищурив ослабшие глаза, она пыталась узнать закутанную в плащ женскую фигуру.
Незнакомка, подчинившись согласному жесту епископа, вышла на середину зала и, встав перед кафедрой, сняла капюшон.
— Объяви свое имя, дитя мое.
— Мое имя Марта, я дочь Урса и Хильды Цубригген из Фогельбаха, — громко сказала девушка и, обернувшись к Кристине, одарила ее улыбкой.