Кристина с трепетом вдохнула чужой запах, заставивший маленькое сердечко в волнении забиться. Еще ни один мужчина не смел окутать ее своим дыханием, не будил таких странных, противоречивых ощущений. Она не знала, что делать: бежать сломя голову или остаться и жадно вдыхать аромат его кожи и волос.
Первое желание возобладало, девушка уже была готова сорваться с места. Но Михаэль взял ее руку и поднес к губам дрожащие от испуга пальчики:
— Останься. Я не причиню тебе зла, Птичка!
Машу отвлек монотонный, равномерный стук. Отложив рукопись в сторону, она встала с уютного диванчика, пытаясь найти источник звука. Выходить из очерченного ночником теплого круга света в притаившуюся за ним черноту гостиной совсем не хотелось. Сказка, переселившаяся из набросков романа в явь, подкарауливала девушку на каждом шагу, стоило ей нырнуть в сумрак.
Стараясь не поддаваться детскому страху, Маша прошла на цыпочках в спальню, и несколько мгновений прислушивалась к равномерному дыханию Максимильяна. Ее друг спал сном праведника. Маша встряхнула головой, отгоняя сладкие воспоминания. Тело свела мягкая судорога на миг вспыхнувшего желания, поманила… Нет, не сейчас…
Снова этот странный звук. Он исходил от окна в гостиной. Маша медленно отодвинула тяжелую портьеру и выглянула на улицу. Кроме световой гирлянды, спрятанной в цветущей герани, никакого источника освещения не наблюдалось. Отель окружала стена абсолютной тьмы, за которой прятались призраки прошлого.
Маше стало не по себе, она робко поежилась. И в тот же момент в испуге отпрянула от окна. Между рамами судорожно забилась бабочка, не успевшая заснуть. Ее мохнатое тельце с потрепанными крылышками устало трепыхалось в стеклянной ловушке.
«Впусти меня!»
— Дурочка, как же ты сюда попала… — Маша недолго думая открыла фрамугу и запустила несчастное насекомое внутрь комнаты, в тепло. Мелькнув перед глазами пестрыми крылышками, бабочка нырнула в темноту гостиной. — Хотя бы не замерзнешь, — прошептала Маша, прежде чем вновь устроиться в уголке дивана.
Перевернула страницу. В шапке следующей главы находилось несколько перечеркнутых и исправленных абзацев. Скорее всего, Клайв размышлял над течением сюжета, меняя его на ходу. Под последним абзацем виднелся стилизованный рисунок из пары треугольников, совмещенных друг с другом двумя сторонами, под которыми стояли имена «Кристина» — «Люстиг». От них в противоположных направлениях расходились лучи — «Хассо» и «Яков». Клайв рассматривал развитие двух любовных треугольников, не зная, какому отдать предпочтение.
Остановившись на «Кристина» — «Люстиг» — «Яков», автор продолжил свое повествование.
…Барон Карл Витольд Первый фон Берен простился с миром, испустив дух на руках изнемогающей от горя супруги.
Его родной сын, погрязший в мирских утехах, в пьянстве и разврате, в момент смерти отца был на охоте и не высказал желания прибыть к моменту погребения, чем порадовал мать, ненавидевшую старшего сына. Но необдуманный поступок наследника вызвал немало кривотолков среди знати, присутствовавшей на отпевании покойного.
Это ни в коей мере не взволновало баронессу. Магдалена давно закрыла глаза на падение своего отпрыска, возложив последнюю надежду на Михаэля.
Однако смерть не собиралась покидать Шварцштайнфалль. Через месяц после похорон отца угас от чахотки и Витольд-Призрак. Его иссохший, покрытый кровавыми слюнями, скорченный в агонии труп был найден камердинером, и это событие вызвало у слуги вздох облегчения, смешанный с наспех произнесенной молитвой об упокоении грешной души.
После приличествующего времени, прошедшего после двойного траура, Михаэлю было дозволено перешагнуть порог замка. Что он и сделал, но лишь ради удовлетворения любопытства и внезапно проснувшегося тщеславия. Лесного бродягу тяготила роскошь покоев, не радовало золото убранства. Ему не дышалось полной грудью, холодные стены замка угнетали подобно склепу. Молодой человек возвращался в свои покои лишь за сном, стараясь не обижать мать.
При свете солнца Люстиг пропадал среди привычных лесных просторов. Не проходило и дня, чтобы он не виделся с Маленькой Птичкой, ставшей ему настоящим другом. Они всегда встречались у подножия скалы, с вершины которой стремились в небо зубчатые башни Шварцштайнфалля.
Из окон покоев Михаэля можно было разглядеть небольшую полянку, окруженную со всех сторон столетними великанами. Разведенный на ней костер был тайным знаком, что маленькая Кристина ждет его. Если бы у Люстига были крылья, он не преминул бы броситься вниз со скалы, лишь бы скорее окунуться в глубину ее лазурных глаз и дотронуться в дружеском приветствии до нежной щеки.
То была дозволенная ласка. На большее он не смел надеяться.