Скользящие по грани

Через четверть часа мы уже выезжали из Труа. До того времени мы связали мужичка, и даже чуть расцарапали ему голову – со стороны это выглядит так, будто беднягу ударили по голове, и он потерял сознание, после чего несчастного скрутили и бросили на землю. Ничего, за шесть золотых можно и пострадать немного, тем более что долго лежать ему вряд ли придется: мы уже знали, что скоро сюда примчатся люди господина ди Роминели – как нам призналась Биба, именно в этом домишке она и должна была поджидать своего супруга вместе с подмогой. Просто удивительно, что их тут все еще нет, ведь по словам мужичка, утром в его дом должны приехать люди, и их наверняка будет немало, а к тому времени Биба должна была уже выяснить, где мы находимся... Хотя, если прикинуть по срокам, то пока муж Бибы добрался до Тароны, пока его соизволил принять господин ди Роминели, пока Лудо Мадор выслал за нами своих людей... Надо еще и учесть немалое расстояние между Тароной и Труа... В общем, по всем прикидкам погоня должна проявиться в ближайшие полчаса, так что нам надо удирать, и как можно быстрее.

Улицы были почти пустые, попадались лишь редкие прохожие. Зато когда мы покинули город и вновь оказались на проезжей дороге, то там было куда более оживленно – крестьяне встают рано. Первое время, пока вокруг находились обжитые места, мы особо не понукали лошадь, но позже, когда миновали окрестности Труа, стали вовсю подстегивать бедную лошадь – все же не стоило забывать о погоне. По счастью, лошадь была крепкая, бричка легкая, так что остается надеяться на то, что и в этот раз мы сумеем уйти.

– Если не секрет, то чем тебе так насолила эта девица?.. – поинтересовался Крис, когда мы поняли, что за нами нет погони, и можно немного перевести дух.

– Долго рассказывать.

– А у нас пока что есть время.

– Ну, если коротко...

– Можно и коротко... – не стал возражать Крис.

Биба... Эту служанку ко мне приставили едва ли не сразу же после того, как я переступила порог дома господ ди Роминели. Невзрачная девица со смуглой кожей и темными глазами навыкате вначале показалась мне тихой серой мышкой, безропотной и безвредной, а потом я и вовсе стала проникаться к ней все большим доверием. В то время до меня еще не дошел тот очевидный факт, что простую добросердечную служанку ко мне вряд ли приставят. Ну, а Биба была предупредительна, вежлива, услужлива, и, как казалось, искренне сочувствовала мне. Более того – я даже стала к ней привязываться, потому как мне очень хотелось видеть дружеское лицо и добрую улыбку среди холодного и чванливого дома ди Роминели. Этот искренний самообман продолжался около двух месяцев, а затем закончился весьма неприятным и постыдным образом.

В тот день Биба тихонько сообщила мне, что ее жених отправляется в мои родные места – мол, он едет туда с обозом, и может передать письмо от меня бабушке или отцу. Понятно, что в этом случае ее жених сильно рискует – а вдруг об этом кто-либо узнает и сообщит господам ди Роминели?!, так что она очень извиняется, но просит заплатить ей за труд. Еще Биба умоляла указать в письме, чтоб мои родные подкинули денег ее жениху за доставку письма – мол, он берется за это дело только ради их с Бибой совместного будущего...

Надо сказать, что в то время у меня еще оставалась некая наивность и вера в порядочность, а еще я, опять-таки, все же доверяла людям, а потому написала большое письмо родным, умоляя их сделать все возможное, лишь бы помочь мне вырваться из семейства ди Роминели. Можно сказать, в это послание я вложила всю душу и всю ту боль, что к тому времени накопилась в моей душе, и мне очень хотелось надеяться, что родные предпримут все возможное для моего освобождения, потому что иным словом, как неволя, свой брак я назвать не могла. Биба забрала мое письмо, вернее, спрятала его под своей одеждой, а в качестве платы за труды (наличных денег у меня все одно не было) я отдала ей перстень с крупным рубином – на те деньги, что можно выручить от продажи этого камня, можно купить небольшой домик в Тароне. Ну, а мне только и оставалось, как мечтать о том, что родные, получив это письмо, вырвут меня из этого ужасного дома, такого красивого снаружи, но в действительности оказавшегося настоящей тюрьмой.