Скользящие в рай (сборник)

Я честно рассказал, какие новости. Петров немного сник, не зная, наверное, что тут добавить, но энтузиазма не утратил и все намекал на грандиозную пьянку.

Тогда я поблагодарил его и предложил встретиться, раз уж навязался своим неуместным звонком, просто так. Это вызвало одобрение, и мы решили созвониться в конце недели.

Заглянув в себя, я понял, что мне не хотелось видеться с Петровым и еще что я совершенно разучился разговаривать с людьми на обыкновенном, непринужденном языке. Я тяготился самой необходимостью говорить с кем-то без веского повода и не по делу.

Когда вечером пришла жена, я сообщил ей, что сегодня звонил Петрову и назначил ему встречу в конце недели. Это не вызвало у нее никакого любопытства. Она вела себя так, как будто я нарочно, назло ей был уволен из агентства. Пожала плечами и стала резать себе овощной салат, не выпуская сигареты изо рта.

Она была красивая женщина, моя жена. Очень. По крайней мере, в моем представлении о женской красоте.

Но салата она мне не предложила.

6

Все, что услышал я от нее за последние сутки, это что подошел срок выплаты страховки за автомобиль.

7

Как ни странно, но звонок Петрову ознаменовал собой некую трещину в скорлупе, которую можно было расширять.

Утром мне позвонила мать.

Все лето мои родители проводили на даче, точнее, в перекошенном сарайчике с привалившейся к нему фанерной кухонькой на дачном участке в шесть соток. И все лето с самоотверженностью камикадзе отец, инженер в прошлом, занимался строительством дома. Достаточно сказать, что он сам изготавливал бетонные блоки в собственноручно выложенных деревянных формах, в которые клал арматуру в виде добытых на свалке прутьев и заливал цементом собственного изготовления. А затем на своем горбу перетаскивал их и укладывал в периметр будущего здания. В свои преклонные годы отец обладал нечеловеческой физической силой, что давало мне повод задумываться: а не приемыш ли я из детского приюта?

В один голос с матерью они то и дело жалостливо пеняли мне на неоказание помощи в постройке дачи: помог бы отцу не загнуться раньше срока. Я предлагал деньги, но деньги они отвергали. Им надо было, чтобы и я корячился под бетонными бревнами вместе с ними. Вот это была бы помощь.

И теперь, конечно, мать звонила с тем же упреком:

– На отца смотреть больно. Погибает на работе, как будто у него сына нет. Надо балки над окнами установить. А он один не сможет. Не иначе чужих людей просить придется.

Совесть моя забилась, подстреленная, и я решил ехать на помощь старику отцу. Все ж это был труд, добрый, физический, и хватит уже в квартире углы пересчитывать.

Как только жена убежала на работу, я прыгнул в машину и ринулся к старикам.

Под палящими лучами солнца мы, ломая ногти, долго выковыривали цементную балку из деревянной формы. Мать суетилась вокруг, назойливо помогая ненужными советами. Когда наконец вытащили, с меня семь потов сошло.

Я не люблю физический труд, поэтому, когда мы присели передохнуть, мне показалось, что время близится к ужину. Но нет, мать сказала, что приготовила обед. Она была рада, что я приехал и что балки скоро установятся над окнами. В ее добрых глазах пылал огонек фанатизма.

– Вот положим балочку, и обедать, – отрезал отец. Он даже не запыхался.

– А куда? – спросил я тоскливо.

Отец указал на вертикально стоящую плиту высотой не меньше двух метров и шириной сантиметров в пятнадцать.

– Туда.

Я ушам не поверил. Однако папаня приставил лестницу и ловко взобрался на край плиты. Замер там, балансируя, и протянул мозолистые ладони.

– Подавай! – крикнул он мне.

Не знаю какими силами я подтащил бетонный брус, поставил его на попа и мягко уложил в растопыренные руки отца, который вцепился в него и ловко подтянул к себе.

– Ну, теперь влезай, – позвал он. – Другой конец примешь.

Надо сказать, что я боюсь высоты. Но некоторые мои поступки отличаются безотчетностью. Это был тот самый случай. Ноги сами внесли меня на двухметровую верхотуру и только тогда затряслись от страха.

Мать стояла внизу, скрестив на груди руки, и ждала, когда прибавится еще одна частичка будущего дома. Сверху казалось, что она молится.

Не успел я осознать, где я и что, как в руки мне упал тот самый конец балки, о котором говорил отец. От неожиданности я обхватил его крепко-крепко, прижал к груди и начал падать назад, прямой и сосредоточенный на его тяжести, грубости и бессмысленности. Я даже не подумал, что падаю. Просто понял – конец. И все. Без генезиса.

И вот в ту самую роковую минуту стоящий на том конце папаня немыслимым усилием мускулатуры выровнял меня вместе с балкой, и коротким рывком мы уложили ее поверх оконного перекрытия. Тогда и прошиб меня ледяной пот, и я отчетливо увидел мое тело, лежащее на спине, с бетонной дурой в объятиях.

На ватных ногах я сполз вниз, молча вышел в калитку, сел в машину и уехал.

Мать семенила за мной, протягивала руки, но я все равно уехал.

Хотя бы встряхнулся.

8