Скользящий по лезвию

Он забыл, что любит ковбойские сапоги, их запах, особую упругость натуральной кожи под пальцами, забыл, как легко различает все сорта кожи: телячьей, яловой, бычьей, лосиной и оленьей, способы выделки и мельчайшие оттенки цвета. Забыл, что предпочитает рыжевато-коричневый, в масть каурой кобылке Нэнси из сгоревшей конюшни. Забыл, что ему нравятся длинноногие брюнетки — особенно полукровки, мулаточки или метиски, хоть это и странно для реднека, и что по пышногрудым блондинкам его взгляд скользит равнодушно и немного презрительно. Забыл вкус бурбона и цвет рассветного неба над Сьерра-Невадой. Он рассыпался, терялся, поддаваясь гремящей в голове разноголосице, и не рассыпаться окончательно ему помогало лишь одно. Цель. Она маяком горела перед глазами и под веками, когда он закрывал глаза. Песье упрямство и песья цепкая хватка. Инстинкт, настолько глубинный, поднимавшийся из такой первобытной тьмы, что даже Голоса перед ним оказались бессильны. Он Охотник. Всегда был Охотником. Он не упустит добычу.

* * *

Беглец изобразил ухмылку заледеневшими губами. Вьюга хлестнула его по лицу и тут же, как будто осознав свою ошибку, отступила, подобострастно взвыв и превратившись в целующую армейские ботинки поземку.

Беглец легко избавился от погони, сначала нырнув под лед у американского берега и обманув тепловизоры, а потом перебравшись обратно на канадскую сторону. Человечки с винтовками, человечки с собаками, человечки с рациями, на вертолетах и джипах искали его совсем не там. Брат остался с раненой девушкой. И только одно беспокоило беглеца. Одно существо, которое не было ни человечком, ни братом. Существо с упрямством машины переползло за ним на американский берег. Даже из-подо льда, выгнувшегося над корнями старой ольхи туннельной аркой, беглец услышал, как оно оступилось у самого конца завала и ухнуло в стремительную ледяную воду. Человечка это добило бы, но существо сумело выбраться. Поблуждав немного в путанице вьюжного леса на той стороне реки, оно снова взяло след и сейчас шло за беглецом.

Он облизнулся, ощутив на губах вкус колкого, с ледяным крошевом снега. Вьюга путала его планы, однако к рассвету должна была успокоиться. А рассвет близко. Человечкам не дано было этого ощутить, но беглец чувствовал первые лучи ультрафиолета, пробивающиеся сквозь тучи над американским берегом. Тучи, подсвеченные снизу огнями Ниагара Фоллс, прорезанные лучами прожекторов. Бесполезные вертушки все еще кружили там, как слепые пчелы над болотом. При желании беглец мог вычленить вой их двигателей из замирающего хохота пурги, лая собак и рявканья мегафонов. Почему существо не связалось с ними, не направило погоню по верному следу? Неужели оно надеялось в одиночку завалить андроида боевой модификации «С»? Беглецу не нравилось так о себе думать, но он верно оценивал собственную силу. Даже брату не удалось бы. А существо было куда слабее брата. Оно едва тащилось в своей обледеневшей одежде, упрямое, как пес с перебитым хребтом. До рассвета оставалось чуть больше полутора часов. За это время следовало достичь озера и отвязаться от преследователя.