Мы расселись, и тут же появилась девушка в строгом закрытом платье с крохотным кружевным фартучком, и стала накрывать на стол. Кир уже восседал за столом как наследный принц. Мы молча позавтракали, я ждала разговора. Еда была вкусной, и я с удовольствием ела, что дают, я вчера слишком сильно выложилась и теперь хоть ела не торопясь и аккуратно, но никак не могла насытиться. Я не знала, как принято в таких семьях, все – таки рискнула попросить добавки. А уже сытой и довольной подумала, теперь нужно объясниться с Габриэлем, очень хотелось уже прояснить ситуацию. Я, уже понимала, что Кира у меня заберут, и понимала что так и надо. Кир даже похож был на Габриэля внешне, и я почувствовала их общую кровь. А кто я ему, да спасительница, но меня поблагодарят, может быть и все. Прав на ребенка я не имела никаких. Мне было тоскливо от этих мыслей, но семья Габриэля могла его защитить, и это для меня было главным. Я посматривала на Кира, и сердце екало, как я буду жить без него.
После завтрака мы поднялись на второй этаж. На лестнице Габриэль передал Кира молодому человеку в строгом костюме.
Пояснив мне, – Иван теперь будет нянькой Кира и им нужно привыкать друг к другу, а пока Елена пройдемте ка с вами в библиотеку и поговорим.
Кир посмотрел на меня вопросительно. Я улыбнулась ему, погладила его по руке, и Иван спокойно его унес в детскую.
Габриэль восхитился, – вы с Киром так хорошо понимаете, друг друга, и мальчик вам доверяет и слушает.
Он сделал приглашающий жест рукой, и мы направились в библиотеку. Габриэль мне предложил сесть на кресло у камина. Я уселась в кресло удобней, понимая, что разговор у нас будет долгий. Габриэль подошел к камину и разжег его, было видно, что он тоже готовиться к сложному разговору. Пламя вспыхнуло в камине, и сразу в библиотеке стало уютней.
Прежде всего,– сказал он, – Я хочу, что бы вы мне все рассказали подробно с самого начала, и я обещаю вам тоже быть с вами предельно откровенным.
Скрывать мне было нечего, и я стала рассказывать. Начиная с разговора с начальником Тамбовского отдела Астаховым Антоном Семеновичем, о странных пентаграммах, найденных в лесу и о том, как я поехала в Чудную деревню собрать травы в духов день, который тогда пришелся на вторую неделю мая, и как оказалась у черного капища и увидела активацию жертвенника. Как ввязалась в драку и ударила мать Кира и забрала сверток с младенцем в Чудную деревню. И что ведьмак Питирим помог нам сбежать, когда через сутки к поискам ребенка подключились все, кто занимается магией. Как Питирим провел нас по лесам до Рязани и помог сделать документы на Кира. И как вместо того что бы ехать в Москву мы отсиделись в Пскове и когда туда добралась погоня мы приехали в Москву и скрывались. Только черной книги не было в моем рассказе, и поймать меня на лжи Габриэль бы не смог. Я хорошо научилась лгать и выживать. Вернее, ложь бы он почувствовал сразу, я знала, что вопрос о книге прозвучит и не раз и поэтому схитрила, позволив себе забыть о книге. Сейчас как бы меня не допрашивали, в моих словах нет ни слова лжи, я ведь о ней не знаю. А позже когда будет безопасно, я вспомню о книге. Этой простой и одновременно сложной методике я научилась из книги подаренной мне Иван Ванычем. Я научилась этой методике сама, еще ребенком, скрывая свои таланты от наставников. Тем более что контролировать свои эмоции я умела с детства. Но в остальном я была предельно честна, рассказывая все очень подробно. Габриэль слушал внимательно глядя на меня, не перебивая, одновременно с моим рассказом я чувствовала на себе давление магии Габриэля, он сканировал меня на ложь. Когда я закончила рассказ мы, какое то время молчали. Я только что пережила все наши приключения заново, а Габриэль видимо сверялся со своими ощущениями и своей информацией. Потом он заговорил очень медленно, подбирая слова.
– Елена, я восхищен вами и вашим поступком. Вы правы, что на кон было поставлено очень много. Прежде всего, про жертвенник в Тамбове мы считали, что он давно не используется. Вернее не знали его точного назначения. Мы такие жертвенники стараемся уничтожать. Даже сейчас я не могу вам рассказать все только потому, что картина только выстраивается и мне не все известно. Но что я знаю, я расскажу.