Скользкий

Все начали укладываться спать, и по моему настоянию большинство факелов вскоре погасили. Со светящимся хрустальным шаром в руке мимо прошел колдун и свернул в комнатку с обгоревшими остатками алтаря. Странный он человек. Я вот вроде ко всему привычный, но туда ни ногой. Когда мимо проходил, будто по спине кто холодной рукой провел. И взгляд тяжелый из темноты. Вот дела, никогда темноты не боялся, а тут как накатило.

Я сходил к Григорию, забрал у него часы и вернулся на пост. Почитать, что ли, записи кондуктора? В такой темени? Если только факел сюда притащить. Нет, не дело это. И не из-за нарушения дисциплины. Просто тот, кто занимается в карауле посторонними делами, имеет очень неплохие шансы на преждевременную поездку в мир иной. Будет еще время – почитаю.

Глаза начали слипаться уже минут через десять, и пришлось прибегнуть ко всем известным хитростям, чтобы не заснуть на посту. Получалось, прямо скажем, хреново. Несколько раз клюнув носом, я поднялся на ноги и прислонился к стене. Тоже не стопроцентная гарантия – случалось мне и на ходу засыпать. Но стало хоть немного проще контролировать себя.

И чем там, интересно, колдун занимается? До сих пор не вернулся. Вот ведь энтузиаст. Лучше бы отдыхал, пока возможность есть.

– Э-э-э, – зевнув, я чуть не вывернул себе челюсть и снова уселся, прислонившись спиной к стене.

Может, Гришины часы неправильно идут? Ну, не должно время так медленно ползти. Да уж, время никому ничего не должно. Хочет – ползет, хочет – скачет. И, как правило, его желания прямо противоположны нашим.

Вообще время – злопамятный гад. Вот Селин частенько, предлагая выпить, говорил, мол, «надо же как-то убить время». И я с ним соглашался. Надо. А время это помнит. Так вот и получается: сначала всю жизнь мы убиваем время, а потом оказывается, что на самом деле все происходило с точностью до наоборот – это время медленно и незаметно убивало нас.

Черт, куда-то меня не туда занесло. Чуть не заснул. Ну-ка пойду пройдусь.

Кое-как дождавшись окончания дежурства, я растолкал Хана, вручил ему часы и, расстелив вытащенное из сумки одеяло, завалился спать. Отбой.

Глава 8

– Просыпайся, лежебока. Завтрак проспишь.

Кое-как разлепив глаза, я мрачно посмотрел на улыбающуюся Веру – ничего веселого не вижу – и нехотя уселся на лежанке.

– И где завтрак? – Увиденное – все мирно спят, а Напалм еще только разводит костер – меня совсем не порадовало. За компанию, что ли, разбудили?

– Сейчас будет.

– Тогда и разбудите, – завалился я обратно.

Обиженная девушка отошла к очагу и загремела котелком.

– Я ж тебе говорил: он не оценит, – вполне резонно заметил Напалм и как всегда не удержался от комментария: – «Не мешайте мне спать, мне так хочется быть одиноким»…

А чего тут ценить? Что тебе поспать не дали? Спасибо большое! Я перевернулся на другой бок, но сон уже ушел. Ну вот! И что делать? Ворочаться с боку на бок – глупо. Пойти к костру – получается, что это я выделывался, а не спать хотел.

Плюнув на все, я достал из сумки записи кондуктора и начал их бегло просматривать. Первые три листа ничего полезного не дали. Какие-то смутные намеки на объединившую кондукторов организацию и невнятные размышления об открывающихся с той стороны «окнах». Причем о способах предсказания времени и мест появления этих самых окон не было ни единого слова. А это, собственно, самое важное.

Но дальше я наткнулся именно на то, ради чего и взял у сектантов эти рукописи. Если коротко, то содержание нужных страниц можно было озаглавить как «Теория и практика переходов». Сам описываемый принцип на первый взгляд ничего сложного из себя не представлял: в местах разрывов пространства двигаться требовалось только в направлении максимального сопротивления. Проблемы две: где найти эти самые разрывы и как определить нужное направление. По первому вопросу кое-какие идеи у меня были – если границы между областями Приграничья не разрывы пространства, то я ничего в этой жизни уже не понимаю, – а со вторым выходили сплошные непонятки. Ничего, на месте разберемся.

– Рота, подъем! – заколотил железной ложкой по котелку Напалм.

Я убрал записи в карман и подошел к очагу. Обиженная Вера меня проигнорировала, и лапшу быстрого приготовления пришлось накладывать самому. Широко зевавший дядя Женя достал из своих запасов два пакета сухого завтрака и занялся его распределением.

– «Лежебока рыжий кот отлежал себе живот, кушать хочется, да лень ворочаться», – подмигнул мне, весело хрустя шариками сухого завтрака, Напалм. – «Вот и ждет рыжий кот, может, миска подползет?»

– И в лучшие времена рыжим не был. – Я запил чаем завтрак. – Когда выходим?

– Да прямо сейчас, думаю.

– Времени сколько?

– Седьмой час. – Вера достала зеркальце и начала изучать в нем свою прическу.

– Вид у тебя, – поправил я ей выбившуюся прядь.

– «Я упала с сеновала, тормозила головой», – Напалм вновь проявил недюжинные познания в устном народном творчестве.

– Что-то тебя с утра на лирику потянуло. – Я перелил остатки воды из пластиковой полторашки во флягу. – Выспался, что ли?

– Ага.

– А я нет. Всю дорогу чушь какая-то снилась.