Скользкий лёд мечты (СИ)

— Я понимаю. Но тогда я чувствовал по-другому. Маме кто-то сказал, что если меня отвести на каток, то я стану реже болеть простудой. И она отвела. Я ненавидел каток! — выдал Штоколов с таким огненным блеском в глазах, что Лена просто не могла в это поверить.

— Ты? Ненавидел каток?

— Ненавидел! У меня катастрофически ничего не получалось! Я даже стоять не мог, не то что куда-то катиться! Меня раздражали разбитые колени, синяки! Мне хотелось убежать и не возвращаться. Но мама водила меня на каток день за днем, и говорила, что теперь у нее наконец-то появилось свободное время.

— Я просто не могу поверить, что твоя мама могла так говорить…

— Лена, поверь мне, она говорила мне много чего, и это самое безобидное. Но однажды, я сам не понял, как прыгнул. Тренер думал, это случайно. Попросил еще раз. Я снова прыгнул. Мне тогда лет пять было. И началось. Появились первые успехи. Когда мне исполнилось лет семь, меня почему-то пришел забирать отец, и тренер в полу-шутку сказал ему о том, что я будущий Олимпийский чемпион. Видела бы ты, как засветились его глаза. Как ему захотелось стать отцом олимпийского чемпиона! И чем лучше я катался, тем больший интерес отец проявлял ко мне, и как ни странно, к маме. В девять, я выиграл какие-то первые детские соревнования, и отец вернулся в семью. Странно, но почему-то было так, — сам удивляясь происходящему некогда в его семье, пожимал плечами Кирилл.

— А потом опять ушел?

— Нет, представь себе, до сих пор живут, но я ушел… Знаешь, мне казалось, что мои победы это залог того, что они останутся вместе. Я из кожи вон лез, лишь бы побеждать. Мама была такая счастливая… Потом, со временем, я уже сам подсел на сладость побед, и делал это сугубо для себя. А может всегда для них… уже не знаю, — растеряно пожимал плечами Кирилл, — Я так мечтал, что однажды покорю Олимпийскую вершину. Что отец будет рядом, будет гордиться мной, что крепко обнимет и скажет: «Молодец, сынок!», за это я был готов отдать все на свете… Но когда эта золотая медаль висела на моей груди, рядом стоял только Завьялов. Он обнял меня и сказал: «Молодец, сынок! Я тобой горжусь!». Он, а не отец…, - произнес Кирилл и поджал губы, а у кадыка стоял комок.

Лена ничего не сказала, а лишь приобняла его.

— А почему их не оказалось рядом? Вы поссорились? — через пару секунд молчания, спросила Лена.

— Поссорились… Я уехал. Я просто уехал…

— Почему? — задала логичный вопрос Лена и увидела, как глаза Штоколова моментально покраснели.

Он встал с дивана и подошел к окну. Несколько секунд он простоял молча, а затем обернулся к ней с уже совершенно спокойным лицом.

— Я не знаю, что тебе сказать, — вдруг ответил он.

— Как не знаешь? У тебя же были причины, чтобы уехать?

— Была причина. Мне просто стало страшно. А отец мне не верил… Знаешь, Завьялов заметил меня, когда мне исполнилось двенадцать, на Чемпионате России сдери юниоров. Звал сразу поехать с ним. Но я отказался. Я не мог бросить своего тренера. Евгений Леонидович изо дня в день говорил мне, что я его звезда, что он сам сделает из меня Олимпийского чемпиона. Он был мне как второй отец. Он всегда заботился обо мне. Порой даже водил меня после тренировок домой, когда родители оказывались чем-то заняты, хотя я до сих пор не понимаю чем, по-моему, это банальная лень! Он водил меня в зоопарк и в цирк, — ухмылялся Кирилл, вспоминая былое.

— Да, понимаю, сложно уйти от человека, который столько для тебя делал, — согласилась Лена.

— Он делал для меня очень много. И мне искренне казалось, что он любит меня за мой талант.

— А разве нет? — удивилась Лена.

— Ну, явно не только за него. Я просто был так глуп! Я не понимал, что происходит! Да, любимчик тренера, да, я его «звездочка», его надежда, его «солнечный мальчик»! «Какой ты красивый. Это редкость для мальчика. Тебе повезло. У тебя очень красивая фигура. Пластичное тело», — постоянно приговаривал он мне! Но меня это не смущало, пока однажды он не сказал мне, что у меня «выразительные ягодицы». Это меня явно покоробило. Но я не подал вида, хотя и смотреть на него стал иначе. А потом мы поехали на соревнования и остановились в гостинице. И почему-то в одном номере.

Лена внимательно слушала Кирилла, и уже начинала догадываться к чему идет его рассказ, но не могла в это поверить.

— Я выиграл какое-то первенство. И через несколько часов нужно было ехать на вокзал. Но у меня болела нога. Я вывихнул ее перед произвольной программой и еле откатался. Евгений Леонидович решил сделать мне растирание. Вот сейчас рассказываю и думаю, зачем я вообще позволял ему растирать себе ногу, сидя перед ним в одних трусах, если подозревал его в чем-то не таком?!

— Кирилл, ты был ребенком.