Скользкий

В тусклом освещении бара жидкость казалась совершенно черной. Я взял стакан – оба бармена с любопытством уставились на меня – и влил в себя ледяную жидкость. Крепкий напиток ухнул вниз, на мгновенье заморозил внутренности, а потом взорвался огненной вспышкой. Будь у меня на макушке волосы, уверен – они встали бы дыбом. Ух-х-х, хорошо! Аж темечко заломило. Бармены несколько разочарованно отвернулись и вновь занялись своими делами.

В этот момент заиграла музыка и на сцену, перекидывая микрофон из одной ладони в другую, вышел длинноволосый певец в черной футболке, армейских камуфляжных штанах и ботинках с высокой шнуровкой. Я смахнул с глаз выступившие слезы, но разглядеть других музыкантов не смог: то ли так и было задумано, то ли просто не отладили свет. За столиками захлопали и засвистели. Сразу видно, ценители собрались.

Музыка приутихла, и певец на одном дыхании выдал длинный речитатив:

Рассчитавшись с удачей последней монетой,
Ухожу я на дно – моя песенка спета.
Впереди у меня мрак холодных подвалов,
Горечь водки… и, возможно, – путевка в нирвану.

Сначала слова вылетали со скоростью пулеметной очереди, но под конец ритм замедлился, а слова зазвучали с непонятной для меня горечью. Эта самая горечь делала не столь заметным пафос текста.

Заиграл проигрыш. Ритмичная электронная музыка действовала на нервы, и я повернулся к бармену:

– Сколько с меня?

– Три с половиной тысячи, плюс десять процентов за обслуживание, – сверился тот с записями.

Ничего себе, здесь расценочки! Я вытряхнул на барную стойку монеты, отсчитал нужную сумму и ссыпал оставшиеся деньги обратно в карман.

Певец вытер вспотевшее лицо футболкой, дождался нужного места и продолжил:

Слишком много наших стали жертвами мысли,
Будто тот прожил жизнь, кто ее прожил быстро,
Я бы плюнул в лицо их героиновым гуру,
Я бы плюнул в живых… но кругом только трупы.

Хмыкнув, я пошел к выходу. Желания досмотреть выступление до конца не возникло. Не зацепило меня, да и слышал я все это уже где-то.

Как ни странно, алкоголь не расслабил, а только придал дополнительный заряд бодрости. Теперь надо все дела успеть порешать, пока отходняк не начался.

Развернув на столе четвертушку газетного листа с горкой травки посередине, Городовский забил косяк, раскурил его и протянул Стасу. Тот помотал головой и потянулся к стоящей на столе бутылке с минералкой. Сушнячок долбит?

Я прошел мимо, сделав вид, что их не заметил, и уже подошел к двери, когда певец прокричал еще один куплет:

Мне кричат: подыхай, потом будет поздно,
Мол, пока молодой – это дьявольски просто,
Ага, щас! Я вцеплюсь в жизнь зубами,
Я живу! Я – живой! Кто против – тех на…

Дверь захлопнулась за спиной, оборвав окончание куплета. А неплохая здесь звукоизоляция.

Постаравшись не зацепить ногами разложенные на полу карты, я пошел обратной дорогой. Никто меня в «Западном полюсе» не узнал. Тем более непонятна реакция Вениамина. Да ну его к лешему. Пойду найду парней и оттянусь по полной. Поймав себя на желании напиться до поросячьего визга, только улыбнулся: что ни говори, выморожень – штука мощная.

Послав подальше приставшего, как банный лист, продавца самозаряжающихся амулетов, я поднялся наверх и в нерешительности остановился, не зная, куда направиться в первую очередь. Поискать в общаге Патруля Шурика Ермолова и Кота? Или дойти до Селина? Да и Гамлет не так далеко отсюда живет. Дома его, правда, днем застать совершенно нереально.

– Ха, Скользкий! Какая встреча!

От неожиданности я вздрогнул и чуть не скатился вниз по лестнице. Шурик! Не врет поговорка – оно всегда само всплывает.

– Здорово! И как оно? – ответил я на крепкое рукопожатие.

– Да ничего. Зашибись все. – Ермолов внимательно меня осмотрел и прищурился. – Ты никак имидж сменить решил?

– Чья бы корова мычала, – не остался в долгу я. – Морячок…

– И не говори. – Шурик запахнул кожаную куртку, надетую прямо поверх сине-белой тельняшки. – Прикинь, вернулись мы вчера с Нижнего хутора, а у меня из летней одежды только тельник и босоножки. Да! Слушай, мне тут сказали – ты из Патруля ушел? Чего так?

– Долгая история. А ты, блин, еще здоровее стал, – сменил я тему разговора. Действительно, и так не страдавший дистрофией двухметровый Шурик немного раздался в плечах и согнал жирок с живота. Да и фейс каким-то более прямоугольным стал. – Чего не пьяный еще?

– Успеется. А что поправился – это да, есть такая тема. На хуторе ведь какие развлечения? Брагу ставить и качаться. Но через месяц брагу ставить просто не из чего стало.