Скопин-Шуйский

— Если вы, святые отцы, хотите впутать меня в свои хитроумные интриги, то я вам не помощник, — угрюмо ответил Вышанский. — Мое дело на поле, во главе моих шляхтичей…

— Ты прав, мой сын, — ответил патер.

Юноша исподлобья взглянул на него и не ответил ни слова.

— Ты прав, — повторил иезуит. — Но не годится тебе, сыну рыцарского рода князей Вышанских, драться из-за добычи, как простому шляхтичу. Я пришел указать тебе иной путь, путь славы. Скажи, что ты будешь делать, когда поправишься?

— Поеду домой, соберу войско и буду бить татар, казаков, шведов, немцев, кто подвернется под руку, — ответил Вышанский.

— Нет, — сурово ответил патер, — ты останешься здесь, в Московии…

Молодой человек сделал жест рукой…

— Молчи, — властно остановил его патер. — Слушай внимательно. Московия шатнулась. Один удар — и она падет. Кровь твоих братьев, зарезанных предателями, вопиет к небу. Король слаб… Понял?

Вышанский глубоко задумался.

— Что король тебе? — продолжал иезуит. — Ты свободный сын Речи Посполитой. Ты начнешь войну!.. Ad maiorem Dei gloriam!.. [1]Братья Стадницкие, Сапега, Режинский, все уже решили это. Дели с ними лавры победы или возьми их все себе… помоги пока Марине, за ней идет грозный призрак… И когда обращенная в развалины, потопленная в крови Московия будет у ног твоих, ты будешь выше самого короля!..

Вышанский, задыхаясь, вскочил с места. Иезуит тоже поднялся.

— Сильно, могущественно братство воинов Господа Иисуса Христа! Кто, скажи, кто возвел Димитрия на престол князей московских? Кто, скажи, кто? — повторил иезуит, выпрямляясь во весь рост; легкий румянец заиграл на его бледных щеках, глаза стали глубже и потемнели. — Все взвесили, все рассчитали мы… Только слушайся меня!.. Ты молод, смел, родовит, богат, — какой путь открыт тебе!..

Князь Вышанский лихорадочным взором впился в лицо иезуита. Он побледнел.

— Мы зажжем пожаром все государство Московское, Марина будет царицей, — продолжал иезуит. — А теперь я пришел сказать тебе, — слушай, слушай и понимай меня, — я пришел сказать тебе, что царь Димитрий Иоаннович жив!..

Разверзшаяся пропасть под ногами не поразила бы больше молодого князя, чем эта весть.

— Жив, жив! — бессвязно повторял он, медленно отступая от Свежинского.

А на лице иезуита играла торжествующая и злобная улыбка, и только глаза сохраняли свое обычное глубокое, загадочное выражение.

Несколько мгновений Вышанский молчал, потом вдруг ударил себя по лбу и насмешливо захохотал:

— Ай же Бог, и хитры же вы! — воскликнул он.

Лицо иезуита оставалось холодно и спокойно.

— Ну, скажите, святой отец, — продолжал Вышанский, — кому вы рассказываете эти сказки. Я было сперва не понял, ну и шутник же вы!..

— А ты видел тело царя? — спокойно произнес патер.

— Я не видел, а Стас видел, — отвечал князь.

— Стас! — громко крикнул патер, хлопая в ладоши. Стас моментально появился в комнате.

— Стас, — обратился к нему патер, пронизывая его своими холодными глазами, — ты, говорят, видел труп царя?

— Видел, — робко прошептал Стас.

— Целуй это распятие на том, что это был именно царь, — холодно произнес иезуит, распахивая рясу, под которой виднелось маленькое золотое распятие.

Стас отступил.

— Что ж, — продолжал патер, — ведь ты хорошо знал лицо царя или ты сомневаешься? — И снова его холодный, тяжелый взор впился в Стаса.

— Святой отец, — дрожащим голосом начал Стас, — я думаю, это он, но в толпе говорили негодное. Будто словно борода побрита, а царь-то вовсе не имел бороды, да будто волосы длиннее…

Вышанский, нахмурясь, смотрел то на иезуита, то на Стаса.

— Вот, если бы вы… — начал снова Стас.

— Можешь идти, — прервал его патер, — да прочти там пятьдесят раз «Богородицу».

Стас, чувствуя, что чем-то провинился, и не понимая чем, вышел, уныло понурив голову. Свежинский и князь остались одни.

— Видел? — насмешливо спросил патер.

— Ну видел, так что же из того, что этот болван сам не понимает, что говорит.

Патер усмехнулся.

— А то, Владек, что весь народ московский сомневается так же, как и Стас. Понял? Сядь спокойно и выслушай меня.

Вышанский сел.

— Морочьте других, а не меня, — грубо произнес он, — мне надоели все эти шутки, говорите прямо.

— Ты мой воспитанник, — начал патер.

— Положим, не совсем, — рассмеялся молодой человек.

— Ну да, ты говоришь про то, как ты бежал из нашей коллегии к князю Вишневецкому?

Вышанский кивнул головой.

— Да, я ошибся в твоем призвании, ты не священник…

— Я думаю! — тряхнув головой, проговорил князь.

— Ты прирожденный воин, — спокойно продолжал патер, — но все же ты мой воспитанник. Я лелеял твои детские годы… да…

Свежинский смолк, взволнованный действительно или притворно.

— Есть что-то, чего я не знаю… — тихо проговорил молодой человек.

Бледное лицо иезуита слегка окрасилось.

— Потом, это потом… Слушай… Тебе я не стану лгать. Ты прав, тот, кого звали царем Димитрием Иоанновичем, умер… убит… и прах его развеян… Но живо имя его… призрак…

— А-а-а, — медленно протянул Вышанский, сделавшись сразу внимательным и серьезным.