Из дозора, ехавшего впереди, прискакал с выпученными глазами верховой:
— Государь, к нам подмога.
— Какая подмога? От кого?
— Та с Украины, от пана Рожинского кажуть.
Поехали навстречу «подмоге», к Дмитрию подскакал на высоком жеребце в коротком полушубке лихач с закрученными усами, кинул два пальца к виску, представился:
— Пан Валавский, ваше величество, послан к вам князем Романом Рожинским.
— Сколько вас?
— Тысяча сабель.
— Очень хорошо, — обрадовался Дмитрий и, обернувшись, сказал своим: — На поляков всегда можно положиться. Они мне помогли прошлый раз Москву взять. Надеюсь, и теперь помогут.
— Поможем, ваше величество, — весело сказал Валавский. — Обязательно поможем.
— А вам ничего не известно о других моих сторонниках?
— Отчего же? Известно. К вам должен вот-вот прибыть полковник Лисовский.
— Я что-то слышал О нем.
— Ну как же, он один из организаторов рокоша в Польше против короля, осужден на изгнание. Это смелый, отчаянный вояка.
— Когда же он прибудет?
— Возможно, он уже прибыл в Стародуб. Ведь ставка ваша там была?
— Да. Тогда поворачиваем туда.
Они повернули к Стародубу. Царь был весел всю дорогу и необычно щедр на обещания. Пану Валавскому, принесшему такие хорошие вести, пообещал в будущем должность канцлера при царской особе.
В Стародубе помимо пана Лисовского с его конницей оказался и пан Тышкевич, тоже приведший тысячу поляков. Самым деловым оказался Лисовский.
— Солдаты не должны простаивать, — сказал он решительно при первой же встрече. — Они должны драться, а не переводить хлеб на дерьмо.
— Но сейчас, пан полковник, зима наступает, — пытался возразить царь. — Надо ждать тепла.
— Чепуха, — с солдатской бесцеремонностью отвечал бравый рокошанец. — Мы в Польше из-за потери времени упустили победу.
— Но куда вы предлагаете идти?
— На Брянск, далее Калуга, а там и Москва. К теплу мы должны быть в ней, ваше величество.
— Надо дождаться князя Вишневецкого, — сказал Тышкевич. — А то он может обидеться, что пошли без него. Вы же его знаете, государь?
— Какого Вишневецкого?
— Ну Адама. Он же был с вами в первом походе.
— Да, да, — закивал чересчур поспешно царь. — Конечно, помню. — В груди самозванца похолодело: «Господи, если он был с тем Дмитрием, он же может меня разоблачить. Что делать?»
Ночью царь призвал к себе брата Гаврилу, объяснил ему все и спросил:
— Что делать? Гавря, он хорошо знал того Дмитрия. Что, если он выдаст меня?
— А я что тебе в Орле говорил? Давай удерем, Матвей. А ты что ответил: я царь, я царь. Вот теперь расхлебывай.
— Слушай, Гавря, я тебя как брата спрашиваю. Посоветуй.
— А я тебе отвечаю как окольничий, расхлебывай, государь, сам. Понял?
— Гаврила, я ведь могу тебя лишить этих чинов.
— Не очень испугался, — огрызнулся Веревкин. — С твоих чинов даже сапог не сошьешь.
Однако, помолчав несколько, сжалился: брат все же, хоть и царь. Посоветовал:
— Надо убить его.
— Ты что? Спятил? Он же поляк, князь.
— Ну и что? Царей вон убивают и ничего. А то князь, эва шишка.
— Нет, нет, Гавря, я на это не пойду.
— Почему?
— А вдруг откроется. Да и кого пошлешь на это. Разве что тебя?
— Я на это не гожусь.
— Почему?
— Не гожусь и все.
— Вот и не советуй, что не скисло.
Так ничего и не решили братья Веревкины. Стали ждать, будь что будет.
Адам Вишневецкий прибыл с небольшим отрядом в конце ноября, когда уже ложился надежный снег. Когда самозванцу сообщили: «Прибыл князь Вишневецкий!», он невольно встал и, кажется, перестал дышать. Князь вошел в избу, отряхнул с усов подтаявший снег, внимательно, слишком внимательно, посмотрел на царя. Окружающими это было воспринято вполне нормально — после входя с улицы в избу всегда плохо видится, пока глаза привыкнут. Вот и пан Адам осматривался.
Однако за эти мгновения у «царя» душа в пятки ушла: сейчас выдаст.
Кто-кто, а уж Адам Вишневецкий отлично знал того Дмитрия, поскольку тот долго жил у него еще до Мнишеков. И знал точно, что тот погиб. А присматриваясь к новому самозванцу, пытался понять, годен этот для роли царя или нет? Подумал: «Этот хоть ростом вышел». А вслух сказал:
— Я рад, ваше величество, что вам удалось спастись.
— Благодарю вас, ясновельможный пан Адам, — ляпнул невпопад самозванец, у которого словно гора с плеч свалилась. Впрочем, для него самого это было «впопад» — князь не выдал его. Другие сочли это за комплимент ясновельможному Адаму.
Как бы там ни было, а с прибытием Адама Вишневецкого и Меховецкого с остатками первой дружины из-под Орла стали спешно готовиться к походу на Брянск.
Полковник Лисовский и слышать не хотел о зимовке в Стародубе.
— Возьмем Брянск, там и перезимуем, а повезет, так и до Калуги дойдем.
В первых числах декабря двинулись на Брянск почти с четырехтысячным отрядом. Меховецкий, по-прежнему считавший себя главнокомандующим при царе, был недоволен, что именно Лисовский настоял на этом походе. Но жаловался лишь Будзиле:
— Кой черт понес нас в такую непогодь. Хорошо, если брянцы ворота откроют, а если нет. Что тогда? В поле сопли морозить?
— Вы совершенно правы, пан Меховецкий, — поддакивал хорунжий.