Скорбь Сатаны

– Можете ли вы спрашивать об этом? – сказала она с очаровательной улыбкой и голосом, в котором пропали вся жестокость и возбуждение. – Более чем желанны! – Она подала ему обе руки, которые он почтительно поцеловал. – Вы не можете себе представить, как я желала снова вас увидеть!

– Я должен извиниться за свое внезапное появление, Джеффри, – заметил он, повернувшись ко мне. – Но, идя сюда пешком со станции по чудесной аллее, я был так поражен красотой этого места и мирным спокойствием его окрестностей, что, зная дорогу через парк, я рассчитывал увидеть вас где-нибудь прежде, чем появиться у входной двери. И я не разочаровался, я нашел вас, как и ожидал, наслаждающихся обществом друг друга, самой счастливой парочкой, какая существует, и кому из всего мира я мог бы позавидовать, если б я завидовал мирскому счастию, которому, однако, я не завидую.

Я быстро взглянул на него; он встретил мой взгляд с совершенно спокойным видом, и я заключил, что он не слыхал неожиданного мелодраматического взрыва Сибиллы.

– Вы обедали? – спросил я, берясь рукой за звонок.

– Благодарствуйте, да, в городе Лимингтоне я получил изысканный обед из хлеба, сыра и эля. Знаете, мне надоела роскошь, и вот почему простое меню я нахожу отменным. Вы удивительно хорошо выглядите, Джеффри! Я вас не огорчу, если скажу, что вы… да, что вы растолстели, подобно настоящему провинциальному джентльмену, который в будущем обещает быть таким же подагрическим, как его почтенные предки.

Я улыбнулся, но не совсем приятно: мало удовольствия, когда вас называют толстым в присутствии прелестной женщины, на которой вы женаты всего три месяца.

– Вы же не прибавили себе излишка тела, – сказал я в виде слабого возражения.

– Нет, – сказал он, помещая свою гибкую элегантную фигуру в кресло вблизи моего. – Необходимое количество тела несносно мне, излишек тела был бы для меня положительно наказанием. Мне бы хотелось, как сказал непочтительный, хотя и достопочтенный Сидни Смит, в один жаркий день «сидеть на своих костях» или скорее сделаться духом из легкого вещества, как шекспировский Ариэль, если б подобные вещи были ныне возможны и допустимы. Как восхитительно замужество отразилось на вас, леди Сибилла!

Его прекрасные глаза остановились с видимым восхищением; я видел, она покраснела под его взглядом и казалась сконфуженной.

– Когда вы приехали в Англию? – спросила она.

– Вчера, – ответил он. – Я приехал из Гонфлера на моей яхте. Вы не знали, Темпест, что у меня яхта? О, вы должны как-нибудь совершить на ней экскурсию. Она быстро идет, и погода была отличная.

– Амиэль с вами?

– Нет. Я оставил его на яхте. Я могу быть для себя лакеем на один-два дня.

– На один-два дня! – повторила Сибилла. – Но, без сомнения, вы не покинете нас так скоро. Вы обещали сделать сюда длинный визит.

– Я обещал. – И он посмотрел на нее с томным восхищением в глазах. – Но, дорогая леди Сибилла, время меняет наши мысли, и я не уверен, что вы и ваш превосходный муж остались при том же мнении, как перед отъездом в свадебное путешествие. Возможно, что теперь вы не желаете меня!

Он сказал это с выразительностью, на которую я не обратил никакого внимания.

– Не желать вас! – воскликнул я. – Я всегда буду желать вас, Лючио. Вы самый лучший друг, какого я когда-либо имел, и единственный, какого я хочу сохранить. Верьте мне! Вот вам моя рука!

С минуту он глядел на меня с любопытством, затем повернул голову к моей жене.

– А что скажет леди Сибилла? – спросил он мягким, почти ласкающим тоном.

– Леди Сибилла скажет, – ответила она с улыбкой и со вспыхивающим и исчезающим румянцем на щеках, – что она будет горда и довольна, если вы будете считать Виллосмир своим домом, сколько вы это пожелаете, и что она надеется, несмотря на вашу репутацию как ненавистника женщин, – тут она подняла свои дивные глаза и прямо устремила их на него, – что вы немного смягчитесь в пользу вашей теперешней châtelaine! [20]

С этими словами и шутливым поклоном она вышла из комнаты в сад и стала на лугу, в небольшом расстоянии от нас; ее белое платье светилось в мягких осенних сумерках, и Лючио, встав с места, следил за ней глазами, тяжело хлопнув меня по плечу.

– Клянусь Небом! – сказал он тихо. – Великолепная женщина! Я был бы грубияном, если б стал противиться ей или вам, мой хороший Джеффри. – И он внимательно посмотрел на меня. – Я вел дьявольскую жизнь с тех пор, как видел вас в последний раз; теперь пора мне исправиться, даю честное слово, что теперь пора. Мирное созерцание добродетельного супружества принесет мне пользу. Пошлите за моим багажом на станцию, Джеффри, и располагайте мной. Я остаюсь.

XXIX