Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста)

И прежде, чем я мог отдать себе отчет, я уже был в передней клуба, и Лючио помог мне надеть пальто, подал мне шляпу и послал за кэбом. Мы едва успели проститься; озадаченный внезапностью неожиданного возвращения в дом, который я покинул утром и, как я думал, навсегда, — я едва сознавал, что я делал или куда ехал, пока не очутился один в поезде, возвращаясь в Варвикшир с такой быстротой, с какой только пар мог нести меня, с мраком сгущавшихся сумерек вокруг и с таким страхом и ужасом в сердце, которые я не смел определить. Что случилось «нечто тревожное»? Как вышло, что Мэвис Клер телеграфировала мне? Эти и бесконечные другие вопросы терзали мой мозг, и я боялся отвечать на них. Когда я приехал на знакомую станцию, где никого не было, чтобы встретить меня, я нанял кабриолет и покатил в свой собственный дом, когда короткий вечер уже обратился в ночь. Тихий осенний ветер беспокойно вздыхал среди деревьев, как блуждающая в муках душа; ни одна звезда не блестела в темной глубине небес. Экипаж остановился, легкая фигура в белом платье вышла мне навстречу: это была Мэвис. Ее ангельское лицо было серьезно и бледно от волнения.

— Это вы, наконец! — сказала она дрожащим голосом. — Слава Богу, вы приехали!

XXXIV

Я схватил ее за руки.

— Что такое? — начал я.

Затем, взглянув вокруг себя, я увидел, что вся передняя была полна перепуганных слуг; некоторые из них выдвинулись вперед, смущенно бормоча нечто вроде того, что они «испугались» и «не знали, что делать». Я жестом отодвинул их назад и снова повернулся к Мэвис Клер:

— Скажите мне скорее, в чем дело?

— Мы опасаемся, как бы не случилось чего с леди Сибиллой, — тотчас ответила она. — Ее комната заперта, и мы не можем достучаться. Ее горничная, встревоженная, прибежала ко мне спросить, что делать.

Я сейчас же пришла, стучала и звала, но не получила никакого отклика. Вы знаете, окна находятся слишком высоко над землей, чтобы влезть в них, и не нашлось достаточно длинной лестницы. Я просила некоторых слуг силой выломать дверь, но они не согласились, они были испуганы, а я не хотела брать на себя ответственность и потому телеграфировала вам.

Прежде, чем она кончила говорить, я стремительно бросился вверх по лестнице; перед дверью, которая вела в роскошные апартаменты моей жены, я остановился, задыхаясь.

— Сибилла! — крикнул я.

Ни звука. Мэвис пошла за мной и стояла рядом, слегка дрожа. Двое-трое слуг также поднялись по лестнице и, вцепившись в перила, нервно прислушивались.

— Сибилла! — опять позвал я.

Снова абсолютное молчание.

Я повернулся к ожидавшим в страхе слугам, придав себе спокойный вид.

— Вероятно, леди Сибиллы совсем нет в ее комнате, — сказал я. — Она, должно быть, вышла незамеченной.

У этой двери пружинный замок, который легко может запереться совершенно случайно. Принесите крепкий молоток или лом — что-нибудь, чем ее можно сломать.

Если б у вас был разум, вы бы послушались мисс Клер и сделали бы это часа два тому назад.

Я ждал с принужденным хладнокровием исполнения своих приказаний. Двое слуг явились с необходимыми инструментами, и вскоре дом огласился ударами молота по крепкой дубовой двери, но некоторое время все усилия были безуспешны: пружинный замок не поддавался, прочные петли не уступали.

Однако после десяти минут тяжелого труда одна из резных половинок разбилась, потом другая, и, перепрыгнув через обломки, я бросился в будуар; остановившись там, я прислушался и опять позвал:

— Сибилла!

Никакого ответа. Какой-то смутный инстинкт, какой-то неизвестный страх удерживал слуг, равно как и Мэвис Клер. Я был один в абсолютной темноте.

Шаря вокруг, с неимоверно бьющимся сердцем, я искал на стене кнопку из слоновой кости, которая при надавливании залила бы комнату электрическим светом, но как-то не мог найти ее. Мои руки встречались с различными знакомыми предметами, которые я угадывал осязанием: редкий фарфор, бронза, вазы, картины, дорогие безделушки, наваленные горами, как я знал, в этой особенной комнате с расточительной роскошью, подходящей для изнеженной восточной императрицы старых времен; осторожно двигаясь, я содрогнулся от ужаса, увидев, как мне померещилось, высокую фигуру, вдруг появившуюся в темноте, — белую, прозрачную, светившуюся — фигуру, которая, когда я вгляделся в нее, подняла бледную руку и указала мне вперед с угрожающим видом презрения!

В ужасе при этом видении и иллюзии я споткнулся о тяжелые волочившиеся складки бархатной портьеры и понял, что проходил из будуара в спальню. Я опять остановился и позвал:

— Сибилла!