Скорбь станет радостью

Однажды я был подвергнут наказанию и безчестию. Когда меня подвергли ему, внезапно ощутил я жар во всем теле моем и при нем какую-то не объяснимую словами мертвость, после чего вдруг запылало из сердца желание получить всенародное посрамление и заушение от палача на площади за грехи мои. При этом выступил румянец на лице; несказанная радость и сладость объяли всего; от них я пребывал в течение двух недель в восторге, как бы вне себя. Тогда я понял с ясностью и точностью, что святое смирение в мучениках, в соединении с Божественною любовью, не могло насытиться никакими казнями. Мученики принимали лютые казни как дары, как прохладное питие, утолявшее возгоравшуюся в них жажду смирения.

Скорби мои по отношению к слабым силам моим были немалые, не сряду встречающиеся в нынешнее время. То, что не вдруг могли меня сломить, лишь усиливало и продолжало мучения: вместо того, чтоб сломить в несколько дней или несколько часов, ломали меня многие годы. В этих скорбях вижу Божие благодеяние к себе; исповедую дар свыше, за который я должен благодарить Бога более, нежели за всякое видимое мною в других земное, мнимое счастье. И это мнимое счастье, как ни низко (оно плотское!), могло бы быть еще завидным, если б было прочно и вечно. Но оно превратно, оно мгновенно — и как терзаются при его изменах, при потере его избалованные им. Оно непременно должно разрушиться, отняться неумолимою и неотвратимою смертию: ни с чем не сравнимо бедствие, с которым внезапно встречаются во вратах вечности воспитанники мнимого, земного счастья! Справедливо сказал святой Исаак Сирский: «Мир — блудница: он привлекает красотою своею расположенных любить его. Уловленный любовию мира и опутанный им не возможет вырваться из рук его, доколе не лишится живота своего. Мир, когда совершенно обнажит человека, изводит его из дому его (то есть из тела) в день его смерти. Тогда человек познает, что мир — льстец и обманщик».

У меня был коротко знакомый инок (святитель говорит о себе. — Прим. ред.), подвергавшийся непрестанно различным скорбям, которыми, как он говорил, Богу благоугодно было для него заменить духовного старца. Несмотря на постоянные скорби, я видел инока почти всегда спокойным, часто радостным. Он занимался словом Божиим и умною молитвою. Я просил его открыть мне для пользы души моей, в чем он почерпал для себя утешение? Он отвечал: утешением моим я обязан милости Божией и писаниям святых Отцов, к которым дана мне любовь с детства моего.

Мыслями, почерпаемыми в Священном Писании и в сочинениях святых Отцов, я питался и поддерживался. Без поддержки столько сильной мог ли бы устоять против лица скорбей, которые попускал мне всеблагий Промысл, которыми отсекал меня от любви к миру, призывал в любовь к Себе.

При нашествии скорбей иногда я повторяю слова разбойника, исповедовавшего с креста своего праведность суда Божия в суде человеческом и этим исповеданием вошедшего в познание Спасителя. Говорю: Достойная по делам моим приемлю: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем (см.: Лк. 23:41–42). С этими словами изливаются мир и спокойствие в сердце. В другое время противопоставлял я помыслам печали и смущения слова Спасителя: Иже не приимет креста своего и вслед Мене не грядет, несть Мене достоин (Мф. 10:38); тогда смущение и печаль заменялись миром и радостью. Прочие подобные изречения Священного Писания и святых Отцов производят такое же действие. Повторяемые слова «Слава Богу за все!» или «Да будет воля Божия!» со всею удовлетворительностью действуют против очень сложной скорби. Странное дело! Иногда от сильного действия скорби потеряется вся сила души; душа как бы оглохнет, утратит способность чувствовать что-либо; в это время начну вслух, насильно и машинально, одним языком, произносить «Слава Богу!», и душа, услышав славословие Богу, на это славословие как бы начинает мало-помалу оживать, потом ободрится, успокоится и утешится. Тем, которым попускаются скорби, невозможно бы было устоять в них, если бы не поддерживала их тайно помощь и благодать Божия. Опять: без скорби человек не способен к тому таинственному, вместе существенному утешению, которое дается ему соразмерно его скорби, как и псалмопевец сказал: По множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою (Пс. 93:19).