Она подняла руку, не в силах больше слушать. Не сейчас. Это было слишком больно после того, как она почувствовала симпатию к нему. Слишком страшно подумать, что его прошлое действительно было реальностью. Для любого. Слишком подавляет — думать о том, свидетелем чего он стал, как пережил все, что с ним случилось. Ей нужно пространство. Время. Воздух.
Ей нужно подышать воздухом.
— Мне жаль, — сказала она, и, протиснувшись мимо него, убежала.
***
Трумэн стоял на балконе еще долго после того, как услышал, как уехала Джемма. Он провел шесть лет, отчаянно разыскивая способ, с помощью которого можно отключать эмоции. И сегодня, в то время как боль бежала по его венам, и гнев грыз его изнутри за все те моменты его жизни, которые он не выбирал. И он понял, что подавлял эмоции слишком адски долго.
Когда его мать нанесла ему непоправимый ущерб, он почувствовал, будто она ударила его ножом в грудь. Тот нож уже был воткнут слишком глубоко, когда за него взялся Куинси. Когда он пытался помочь Куинси, тот обернулся к нему с ненавистью в глазах, это выглядело, будто он выдернул нож, воткнутый матерью, и разрезал грудную клетку на кусочки с ловкостью морского пехотинца. Когда он узнал, что у него есть еще брат и сестра, которые жили жизнью, какую не должен познать ни один ребенок никогда в своей жизни, Трумэн почувствовал, как кто-то схватил его зияющие раны со всех сторон и разорвал их, разрешая внутренностям вытекать наружу.
Уход Джеммы он прочувствовал, как небольшой укол. Он не знал ее достаточно долго, чтобы точно сказать, что именно она вытягивает весь воздух из его легких.
Его следующий шаг — перестать думать. Он должен двигаться дальше, отгородиться от прошлого, чтобы не сделать выбор в свою пользу. Только он не думал, что принял неправильное решение, потому что будет делать это снова и снова для того, чтобы защитить Куинси. Но на этот раз он будет достаточно умен, чтобы отправить свою мать в полицию и дать Куинси постоянный дом, вместо того, чтобы оставить его без какой-либо защиты от грязных привычек нашей матери. Она всегда оставляла Куинси одного. Она оставляла Куинси с ним. И тогда она посадила его в тюрьму.
На пороге в спальне Тру отправил все эти воспоминания подальше, заставляя их остаться снаружи комнаты. Он не мог позволить ни одной из этих ужасных эмоций прикоснуться к детям. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул, используя все умственные методики Бэра, которым он научился, чтобы очистить свой разум. Методики, которые помогли принять взрослую жизнь. Только тогда он вошел в спальню и включил радио-няню очень тихо, убедившись, что он мог все слышать. Бэр поделился системой мониторинга в качестве подарка, когда приходил чуть ранее. Он также присматривал за детьми, чтобы Трумэн смог сходить в душ до того, как увиделся с Джеммой. Бэр также занимался детьми, пока Трумэн работал. Когда Трумэн попал в тюрьму, то предложил бороться за опеку над Куинси, но Бэр не был совершенно чист перед законом, и Трумэн был обеспокоен, что правда выйдет наружу. У него не было шансов, что брата не будут судить как взрослого, поэтому не собирался впутывать Бэра в преступление, сказав ему о том, что произошло на самом деле.
Он поцеловал Кеннеди в лоб.
— Люблю тебя, принцесса, — затем, склонившись над кроваткой, коснулся губами лба Линкольна и расслабился, почувствовав, что лихорадка спала. — Люблю тебя, приятель.
Его сердце, казалось, увеличилось в размерах в груди. Он не знал, увидит ли когда-нибудь Джемму снова, но знал, что не было никакого гребаного шанса смотреть на этих детей и не вспоминать ее.
С помощью монитора в руке, он запер входную дверь, включил свет на крыльце и направился обратно. Он осторожно вынес с балкона металлический ящик и спустился по ступенькам и через деревянные двери прошел к автомобильной свалке. Вес его принадлежностей для рисования был привычным и тревожным. Он остановился в воротах, проверил видео на мониторе и включил громкость. Услышав звук радио громко и ясно, он проделал свой дальнейший путь к одной из машин, все еще не имея возможности избавиться от своих демонов, настроил монитор и распаковал вещи для рисования.
Одиннадцать оттенков черного, в том числе его любимых: ворон, паук, обсидиан, жир, копоть. Семь оттенков серого. Рукавицы и метеоритный дождь были у него серыми. Образ Джеммы вдруг заполнил его разум, когда она любовалась его рисунками, держа Линкольна и глядя на него сверху вниз после того, как он наткнулся на нее в спальне, и, наконец, со слезами на глазах, когда она протиснулась мимо него, сбегая с его квартиры. Он с трудом дошел до мастерской с монитором в руке и достал другую коробку красок. Трумэн не планировал создавать произведение искусства. Он не думал о стиле или дизайне, или о чем-либо другом. Его искусство было продолжением его самого, родившееся из войн, старых и новых. По мере того как знакомый звук аэрозоля успокаивал, разрушая его душу, он исчез в воспоминаниях о прошлом.