Скорее всего

В своих снах, иногда причудливых до необычайности, я не бываю, увы, ни умным, ни талантливым. Умными и талантливыми там всегда оказываются другие. Обидно, но что делать.

Мне, например, время от времени снятся прекрасные стихи. Я смело говорю, что они прекрасны, потому что они мне всегда снятся в качестве исключительно чужих стихов. А чужие же стихи я имею право называть прекрасными, не правда ли? В большинстве случаев стихи эти по пробуждении не вспоминаются. А если и вспоминаются, то лучше бы они не вспоминались. Видимо, не выдерживая напора вульгарной и погрязшей в циничном практицизме реальности, они тут же вянут и осыпаются, как тропические цветы в нашем бодром и здоровом – но не для всех – климате. Но в безвозвратно утерянном, как золотой век, хронотопе сна они бывают подчас совершенно прекрасны, хотите верьте, а хотите нет.

Некоторые отдельные строки, а то и целые произведения “чужого” поэтического искусства все же каким-то чудом выдерживают испытание суровой, не верящей слезам реальностью. И тогда мне приходится их не то чтобы присваивать, а усыновлять, что ли. А как еще? Их-то подлинные родители во-о-он где – поди-ка их разыщи. А стихи и мы обитаем здесь и сейчас. Не оставлять же их на произвол судьбы. Кто их там еще подберет? Чему научит? Для каких дел использует? Мы в ответе за тех, кого приручили.

Не только стихи или проза приключаются во сне. Бывают там и удивительные разговоры – умные, веселые, счастливые. Не то чтобы таких не бывает в реальности – еще как бывают. Но почему-то именно в призрачных застольях я всегда играю исключительно пассивную роль – роль благодарного слушателя и ценителя чужого таланта и остроумия.

Вот, например, совсем на днях некто (во сне, разумеется) рассказывает кому-то (а я всего лишь присутствую при этом разговоре) про то, что затеян новый радиоканал, посвященный проблемам благотворительности и меценатства. “Все есть, – говорит некто, – и концепция, и даже деньги, и все остальное. А название до сих пор придумать не смогли. Есть какие-нибудь идеи?” “Есть! – немедленно отвечает второй. – Такой канал должен называться “ХРИСТАРАДИО”. “Гениально!” – кричу я и тут же просыпаюсь, потому что кот-подлец со всего размаху прыгнул мне на живот. “Почему же это не я придумал?” – завистливо думаю я и тут же спохватываюсь в том смысле, что почему же не я, если вроде бы как и я. Хотя и не я, строго говоря. А почему, собственно, строго? Вот ведь проблема.

Или вот еще. Мой приятель (тоже во сне) достает из портфеля какую-то газету и говорит: “Посмотри, какую чудесную опечатку я обнаружил”. И показывает мне какую-то статью, энергично обличающую отдельные пороки нашего общества, все еще не до конца окученного живительными нацпроектами. Статью я, естественно, читать не стал, а прочитал заботливо подчеркнутое моим приятелем место. Место было такое: «…а также мизерные пениси наших стариков…” То малозначительное вроде бы обстоятельство, что автором статьи была, судя по подписи, дама, добавляло в этот маленький, но бесспорный шедевр еще и щепотку дополнительной околофрейдистской прелести.

Был в этой призрачной газете и еще один бонус от щедрого Гипноса. Там была обнаружена мною также и театральная рецензия, судя по всему, язвительная, потому что называлась она так: “Не мытьем, так катарсисом”. Я и рад бы, конечно, подарить этот заголовок кому-либо из друзей-критиков, но не могу – не мое.

Вот кто, спрашивается, придумал этот заголовок? Вроде как не я. А “мизерные пениси”? Уже и совсем не я. И даже не я их обнаружил. Обнаружил их мой товарищ из сна, умеющий замечать такие вещи, которые ускользают даже от корректора. А я всего лишь оказался благодарным и счастливым соучастником чужой удачи. Но сон-то мой, черт побери! Что вы меня тут совсем запутали!

Нет. Ничего толком невозможно понять в туманной метафизике авторского права и всяческой интеллектуальной собственности. Особенно если в это дело вмешиваются такие малоуловимые и никем не управляемые явления, как сновидения и прочие грезы, совершенно недоступные для осознания их в нравственных категориях, не говоря уже о юридических.

Но я в любом случае решительно отмежевываюсь от своих авторских прав на все стихи, шутки и опечатки, выуженные из сладких и страшных предутренних грез. Во-первых, в сновидческих приключениях вовсе не участвует авторская воля. Во-вторых, нам чужого не надо. Удовольствуемся ролью по возможности добросовестного свидетеля.

Бартовская формула “смерть автора” всегда казалась мне чересчур категоричной, хотя и эффектной. А вот “сон автора” будет, по-моему, в самый раз.

Не будем заодно забывать и о том, что не только во сне, но в общем-то и наяву мы не говорим ничего своего – все слова были уже произнесены до нас, и не один раз. Поумерим-ка свои демиургические амбиции. Будем скромны и смиренны. Ну, хотя бы как… (см. начало) .

Послесловие Рубинштейн как жирши