Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности

Он знал о наличии внутри себя места, им же созданного и ему недоступного. Та самая схоластическая загадка: «Может ли бог создать камень, который не сможет поднять?» Замок – смог. Это его удивляло, но до поры – не очень. Как не очень беспокоит человека какое-то время гвоздь в сапоге…

Сапог, к которым подошва прибивалась гвоздями, Скуратов никогда не носил и даже не видел, но смысл аналогии понял.

– И вдруг оказалось, что это созданное им убежище не просто «вещь в себе», а независимый от него выход в иные измерения. Это его, скажем так, взбесило. Ему и так не нравилось многое из происходящего, а тут… Не будем вдаваться. У него не было возможности взломать само убежище, зато сколько угодно – заблокировать связь с внешним миром. Он успел перехватить момент нашего выхода и начал делать нечто вроде замыкания окружающего пространства самого на себя. Почему нам показалось, что процесс выглядит именно так, как мы его увидели, – сказать не могу. Посмотреть иначе – это могло походить на закрывание лепестков росянки вокруг мухи. Единственная суть – он начал рвать связь между собой и неподвластным ему континуумом. Каналом СПВ, проще говоря. Эти понятия несовместимые, как болт и гайка с разной резьбой.

– И не успел? – В голосе Скуратова прозвучало глубокое недоверие. Как если бы он услышал, что молния не успела ударить в подвернувшегося на ее пути человека.

– Как видишь. Я давно над подобными парадоксами задумываюсь. По должности и от избытка свободного времени… – Антон едва заметно дернул щекой, вспомнив, как много свободного времени у него было не так давно. – Тут такая интересная штука получается. С тех пор как я с этой компанией познакомился, мне все кажется и кажется, что они очерчены неким меловым кругом. Иначе не объяснишь. Достать их извне можно только в том случае, если они сами слабину дадут. Как Хома Брут. Не струсил бы, плюнул Вию в глаза, когда ему веки подняли, – что бы с тем случилось? Вот и я не знаю. А у наших друзей пока именно так все и получается.

– Ну а мы с тобой тогда при чем? Тоже очерчены?

– Это не ко мне вопрос. Очень может быть, что совсем ни при чем. Это у них получилось то, что им хотелось. Вот они нас и спасли. Со мной уже было нечто подобное. Пока мы в поле их интересов – нам везет…

Антон резко повернулся на каблуках.

– Пойдем, невежливо так долго секретничать. И я тебя прошу – не поднимай больше мировоззренческих вопросов. Дня два, три, я не знаю. Вживайся, присматривайся, вникай. Лучше будет.

Разошлись отдыхать довольно поздно. Робот-вестовой проводил гостей в отведенные им каюты. Потом Ростокин с Воронцовым поднялись на мостик. Как раз подоспело сообщение Белли, что высадку пленных закончил.

Моделирующий планшет показывал, что эскадра Балфура продолжает следовать прежним курсом, как и предполагалось – двумя отрядами. Первый – четыре корабля в кильватере, второй, с отставанием на пять миль, строем фронта с двухмильными интервалами. Скорость – шестнадцать узлов. До точки предполагаемого рандеву с караваном оставалось около десяти часов. Если не случится ничего непредвиденного.

Сейчас направления движений противостоящих сил, истинные и прогнозируемые, образовывали на поверхности океана подобие слегка деформированной трехлучевой звезды. С учетом задержки вспомогательных крейсеров у Мадагаскара для намеченной встречи Воронцову следовало принять на пятнадцать градусов к зюйду и слегка сбавить скорость. Тогда он окажется в нужном месте в самый интересный момент.

Отдав необходимые команды вахтенному начальнику и в машину, Дмитрий обратился к Ростокину, всматривающемуся в темный горизонт с таким видом, будто действительно собирался там что-то увидеть.

– Кажется, Игорь, придется срочно высвистывать ребят с берега на борт. Без них нам не разобраться. Ни в технике, ни в политике. Да и вообще, тревожно мне за них. Даже – очень тревожно. Наперекос все идет.

– Я сам тебе хотел это предложить. Раз уж началось такое, что теперь прежние принципы?

– Вот именно. Начинаем?

Ростокин кивнул.

Глава 14

Михаил Федорович Басманов, бывший штабс-капитан Гвардейской конной артиллерии царской службы, капитан Добровольческой армии, полковник Югороссии, неожиданно, впервые за минувшие пять (в упрощенном пересчете) лет вновь ощутил себя свободным человеком. Как-то даже неожиданно это случилось. Сидел-сидел, глядя на оранжево-лиловый, с кровавой чертой понизу южноафриканский закат, и вдруг пробило.

Словно короткое замыкание между прошлым, будущим и настоящим, где он сейчас пребывал. Удивительное ощущение. Словно он опять сидит на скамейке в тени константинопольского платана, щурится от солнца, бьющего в просветы между большими, как слоновьи уши, листьями, собирается закурить скверную самокрутку. За минуту до того, как подойдут к нему и подсядут с двух сторон Новиков с Шульгиным…