Слава богу, море вокруг чистое, только «Изумруд» скользит вдали. С каждой минутой черные дымные султаны над его трубами светлеют, превращаются в жиденький сероватый шлейф, а скоро и совсем исчезнут.
– Ну, что, пойдем с парламентером пообщаемся? – негромко спросил Сашка. – Заждался?
– Он?
– Нет, ты. Я ж чувствую…
– Одни ясновидцы вокруг. – Андрей снова посмотрел в сторону крейсера, будто что-то там его заинтересовало, и упомянул зачин флотского «акафиста имени апостола Павла». То есть – матерный загиб, в качестве основы использующий известное Послание названного апостола к римлянам. В Севастополе от старых боцманов, знатоков этого жанра, научился. По-своему талантливые были люди, умеющие так прослаивать канонические тексты
– Стало быть – пойдем, – подвел он итог. – Только вот что. Кое-кто из общества надеялся, что следующим номером культурной программы будет общая пресс-конференция господина Шатт-Урха, чрезвычайного и полномочного посла. Но уж простите. Только этого нам не хватало.
Устраивать очередное толковище, не способное хоть что-нибудь решить, симпозиум с десятком озабоченных личными амбициями участников – ничего не может быть глупее. Картина маслом – заседание Временного правительства по вопросам акцизной политики, когда красногвардейцы уже грохочут сапогами по коридорам Зимнего дворца.
А сейчас требуется просто квалифицированный допрос. И очень быстрый. Согласен?
На трапе, ведущем к прогулочной палубе, Новиков догнал Ирину, придержал за локоть.
– Мы с Сашкой и Антоном сейчас пойдем, поговорим с дуггуром. Предварительно. Лишние нам не нужны. Сделай, чтобы нашего отсутствия никто особенно не заметил.
– Конечно. Не беспокойся.
Она улыбнулась, стряхнула его руку, и стало очень похоже, что и самого Андрея она больше не замечает.
В то же время Шульгин обратился к Воронцову, отдававшему распоряжения по вахте. Теперь его присутствия на мостике не требовалось. До утра, если не случится чего-нибудь совсем экстраординарного.
– Дим, ты будешь смеяться, но мин'e кажется, что у нас таки горит сажа,[89]
– сказал Андрей, имитируя произношение папаши Менделя Крика. – Ты придумай народу веселье, пока мы там разберемся. Хоть вечер танцев, хоть шлюпочную тревогу…– А здорово придумал, – тут же откликнулся Дмитрий, – было бы красиво! Посадка пассажиров в шлюпки на кренящейся палубе, тревожные гудки, крики женщин и детей. По штормовому морю до «Изумруда», где их принимают с распростертыми объятьями и развлекают до утра…
– Тьфу на тебя. Накаркаешь. Вечера танцев достаточно. Этот наш новый гость, господин Скуратов, будет доволен. Видел я, как он на девушек смотрит.
– Вот и отлично. Придется сработать за распорядителя.
– Спасибо, дорогой. Разодолжил. А мы с собой только Антона возьмем, и хватит. Тебе потом расскажем.
– Не затрудняйтесь. Я вас все равно без наблюдения не оставлю.
– Хорошо с человеком без комплексов дело иметь, – подмигнул Андрею Шульгин.
По общему согласию допрос, или переговоры, как условились это называть, чтобы не травмировать Шатт-Урха, доверили вести Шульгину. Он был не только очевидцем, но и прямым участником всех предыдущих контактов со всеми известными разновидностями дуггуров. Особенно последний раз, в пещерах, когда единственно удалось принудить одного из них к прямому диалогу. Ему и карты в руки.
Лариса, конечно, тоже знала многое, но сейчас ее присутствие было признано не совсем уместным, и не только из-за чрезмерной эмоциональности. До сих пор ведь неизвестно, что ей успели вложить в мозги за время пребывания на станции. Нет ли у Шатт-Урха способа активизировать какую-нибудь опасную программу? Да и вообще, не для того ли он и послан, чтобы наладить с нею «живую связь», все остальное, включая плазменный взрыв, – операция прикрытия.
– Жаль все-таки, что «деда» с нами нет, – посетовал Сашка, имея в виду Удолина. – Тот наверняка уже что-нибудь полезное раскопал, со своими некромантами.
– Успеем и деда разыскать, если самим удастся в ближайшее время выжить, – успокоил его Новиков.
Шатт-Урх свое заключение перенес не просто стоически, а с огромным и явным удовольствием. И когда за ним пришли, первым делом рассыпался в благодарностях за то, что ему, первому из его расы, дана возможность изучить историю «другого человечества». Столь близкого генетически и столь далеко ушедшего совсем другим путем.
Слова, да и эмоции, были, разумеется, не его, целиком заимствованные из верхнего слоя памяти собеседников, но звучали вполне уместно: не знать, с кем дело имеешь, так и не заметишь разницы. Тут они от