— Водки, кажется, следует выпить и кофе. После этого — излагайте все, как есть на самом деле. С подробностями. — Скуратов опустился в кресло, где явно сидел далеко не в первый раз. — И учтите — каждый час моего праздно потраченного времени стоит больше, чем бюджет всей вашей… организации. Я не собираюсь требовать за свою консультацию какого-то гонорара, но если вы пригласили меня зря — я сумею сделать так, чтобы в будущем у вас таких желаний не возникало…
Он вытер большим клетчатым платком потный от пешего подъема по лестнице лоб, взял из ростокинской коробки сигару, с сомнением ее понюхал и положил обратно.
Появившись в особняке лауреата, расположенном в тихом переулке рядом с Чистыми прудами, Суздалев представился одной из своих реальных должностей, но не самой главной. Сообщил, что речь пойдет об Игоре Ростокине, несомненно хорошо Виктору Викторовичу известном.
— Еще бы неизвестном. С ним что-то случилось?
— В том смысле, который вы в эти слова вкладываете, нет. До вчерашнего дня был жив и здоров, но события вокруг него происходят более чем странные…
Георгий Михайлович ждал встречного вопроса, но собеседник молчал, внимательно рассматривая гостя.
«Компьютерные логики, — подумал Суздалев. — А чем они отличаются от человеческих? Я премий не получал и трудов не писал, а всю твою логику вижу насквозь. Хочешь, чтобы я говорил, а ты слушал, соображая, стоит ли вообще отвечать. Ну, изволь».
— Давайте так сделаем. Нам требуется ваша профессиональная помощь. Если вы заинтересованы в судьбе вашего друга, вы нам непременно поможете. Добавлю также, чтобы вы не испытывали нравственных сомнений, — сам по себе господин Ростокин ни в чем не обвиняется, дела до сих пор никакого не заводилось. Одни странности пока что, но ничего криминального. Так что я действую исключительно в рамках оперативного дознания. Вы, разумеется, можете отказаться со мной сотрудничать, и это является вашим законным правом.
Но тогда, боюсь, дело с неизбежностью заводить придется. И в этом прискорбном случае на основе Уголовно-процессуального кодекса и некоторых служебных «уложений» вам придется в качестве свидетеля под протокол ответить на несколько вопросов. В том числе — с какой целью вы передали господину Ростокину тот компьютер, что установлен у него в квартире? Какие неизвестные на современном этапе изменения в него внесены и что они собой представляют? Является ли данная аппаратура секретной, и если да — на каких именно основаниях нарушен режим?
Это я так, в первом приближении, на самом же деле вопросов может быть гораздо больше. Но самое главное — мы все потеряем драгоценное время, последствия чего могут быть… Я не специалист в вашей области, но в своей — да, поэтому скажу попросту — я вижу их катастрофическими.
— Вы сказали — до вчерашнего дня Игорь был жив и здоров. А где он сейчас? Почему мне даже не звонил с минувшего лета? Исчез, будто снова в космос улетел. Но я бы знал…
— Очевидно, у него были
— Хорошо, поехали…
Скуратов встал, открыл известный ему бар, скрытый внутри большого средневекового глобуса, достал бутылку, две рюмки.
— Мне не надо, я на службе, — предупредил его Суздалев.
— Как хотите. Я кофе просил, — напомнил академик.
Георгий Михайлович приоткрыл дверь.
— Анатолий, сообрази кофе. Две чашки по-турецки… Или желаете капуччино? — тоном радушного бармена спросил он у Скуратова.
— Пойдет по-турецки. Пусть несет весь кофейник, чувствую, разговор будет долгий и нелегкий.
Ни один из сортов сигар, имевшихся у Ростокина, Скуратова не устроил, он достал из внутреннего кармана домашнего твидового пиджака свою, в герметичном алюминиевом пенале.
— Итак, — после тщательно соблюденной процедуры раскуривания сказал академик, — Игорь последний раз связывался со мной в конце лета. Я тогда был в Антарктиде…
— Из Москвы звонил или из Калифорнии?
Скуратов взглянул исподлобья, презрительно пыхнул дымом.
— Вы уже тогда за ним следили?
— Не следили, наоборот. Прикрывали. Он невольно попал в очень непростую ситуацию, совершил несколько ошибок, и жизни его угрожала нешуточная опасность.
— Хорошо, верю. Из Калифорнии. Мне он тоже, не вдаваясь в подробности, сказал, что положение сложное, но надеется выкарабкаться. И еще он хотел знать, когда я буду в Москве…
— И с тех пор — все?
— Все.
— Искать не пробовали?
— Пробовал. Безрезультатно.
— А чего же куда следует не обратились? Пропал, мол, человек и так далее. Друг любимый все-таки.