Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности

Тут необходимо отметить, что после рейда Шульгина, Левашова и Новикова на Валгаллу и проведенной там с Дайяной работы имевшиеся в распоряжении Сильвии и Олега Шары снова начали действовать, как и раньше. То есть восстановился канал между ними и интеллектроникой Базы, непонятным для непосвященных, но вполне пригодным для реального использования образом. Ответ Павел получил через несколько часов, и он его вполне удовлетворил. С такими возможностями жандармская служба не тяжкий труд, а одно сплошное удовольствие.

Он не представлял пока, зачем и в каком качестве сможет оказаться полезным статский советник, но ежели придется вновь оказаться в Петербурге — знакомство невредное. Короче — там видно будет.

По прошествии получаса или чуть больше капитанский вестовой пригласил господ пассажиров, желающих сойти на берег, прибыть в салон с паспортами. Первыми именно Кирсанова и его спутников, поскольку для них Кейптаун является конечным пунктом.

Павел Васильевич вошел с полной небрежностью, стянул с рук светло-серые лайковые перчатки, бросил их в шляпу, едва склонил голову в приветствии, сел в кресло напротив комиссара. Капитан стоял у иллюминатора вполоборота, курил сигару и делал вид, что происходящее его совершенно не касается.

— Будем знакомы — Сидней Роулз, — представился англичанин, — как вы уже наверняка слышали — специальный комиссар губернатора Капской колонии сэра Хатчинсона.

Видно было, что, согласно морской традиции, он не отказался от капитанского угощения, отчего несколько раскраснелся. Удобно устроился на диване, дымил русской папиросой.

— Питер Сэйпир, — в свою очередь назвал себя Кирсанов. — Негоциант…

— Ваш паспорт, пожалуйста.

Несколько секунд комиссар рассматривал не слишком, похоже, знакомый ему документ, богато украшенный символикой в иберийском и латиноамериканском духе. — А вот тут написано… — провел пальцем по каллиграфически выписанным строчкам Роулз.

— Ах, не затрудняйте себя, — махнул рукой Павел Васильевич. — Все равно вы мое имя и фамилию правильно не выговорите, так давайте уж так.

— Отчего же не выговорю? Мне приходилось встречаться с людьми самых разных наций. Пинхас Шапиро, — без акцента произнес он. Я даже фамилию «Пшибышевский» в состоянии произнести…

— Примите мои поздравления.

— Да и вы английским владеете — дай бог каждому, — не остался в долгу комиссар. — И много еще языков знаете?

— С десяток — свободно, на двух десятках читаю и понимаю устную речь. Кое-как могу объясняться.

— Замечательно! Вот кому я всегда завидовал — музыкантам и полиглотам!

Кирсанов скромно потупился.

— А почему «гражданин Уругвая»? — продолжал допрос комиссар.

— Страна красивая, климат хороший, законы необременительные, — с улыбкой ответил Кирсанов. — Я там всех знаю, меня все знают, лишних вопросов не задают…

— Согласен, иногда это очень удобно. Зарабатываете за границей, тратите дома, и действительно — никаких вопросов.

— Да что вы говорите, было бы что тратить! Имей я приличную государственную службу, примерно как у вас, кто б меня заставил мотаться по миру? Здесь купи, там продай, а баланс подведешь и сам себя спрашиваешь — ну и к чему тебе вся эта головная боль?

Сверкнувший на безымянном пальце правой руки перстень с бриллиантом в десяток каратов несколько разрушал выстраиваемый образ, но так и задумывалось. Какой же из него был бы еврей, если б не жаловался на тяжелую жизнь и плохо идущие дела? По крайней мере, принять господина Сэйпира за чьего угодно шпиона было трудно. Слишком он демонстративен для девятнадцатого века. И как бы получше выразиться — самодостаточен. Это в двадцатом научились работать на контрастах, да и то… Вот в качестве объекта для вербовки он мистеру Роулзу наверняка показался перспективным. Кирсанов бы и сам, поменяйся они ролями, не упустил бы подобный шанс. Хороший петушок, жирный, перспективный…

— Ну а к нам зачем? — сочувственно кивнув, спросил Роулз. — Война здесь сейчас, знаете ли. Не самое лучшее время для ведения дел.

— Неужели прямо-таки и война? Первый раз слышу. И с кем же? Неужели с бурами? Так и не договорились, значит? Шанхайские газеты писали что-то, но я всерьез не воспринял. Меня тогда больше занимали маньчжурские дела и так называемые «боксеры», они же «ихэтуани». Поэтому я быстренько свернул кое-какие проекты и взял билет на первый же пароход. Да и что мне какая-то очередная колониальная заварушка? Империя, над которой не заходит солнце, — и отсталые фермерские республики! Смешно и сравнивать. Разберетесь как-нибудь. Не в первый раз, насколько я знаю историю.

— Рад бы разделить ваш оптимизм, но сейчас положение на фронтах складывается не совсем удачно. Сойдете на берег — сами все узнаете. А может, не станете сходить? Поищете местечко поспокойнее?