Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло

– Верно рассуждаешь, Андрей, – неожиданно вмешался Скуратов, до того словно бы и не вникавший. – Грандиозная программа – очень точно. Если придумана гениальной личностью – остается преклониться. А если – абстрактным рассеянным разумом? Я наши варианты альтернатив тщательно изучил. Совершенно ниоткуда взялись вдруг цивилизации Шумера, Вавилона, Египта. Только что – неолит, и сразу – города, законы Хаммурапи, пирамиды и тому подобное. Вот тут и разминулись. Одним – технологическая цивилизация понравилась, других – на биологическую потянуло…

Долетели, начали разбираться. Ростокина освободили с боевого поста в рубке бронехода, где ему сидеть явно надоело, если не сказать резче. Почти три часа в постоянном напряжении, ожидая неизвестно чего в любую следующую секунду. Шульгин отвел его на полянку, защищенную от ледяного пронзительного ветра с юга грядой красных зубчатых скал. Здесь обосновались офицеры с «Пламенем», развернутым в сторону опасного близкого леса. Но выглядели они спокойно. Костерок развели, покуривали, вели неспешные разговоры. Какая, по сути, разница – чужая планета, Галицийский фронт или Кавказская линия времен поручика Лермонтова?

Мой крест несу я без роптанья:
То иль другое наказанье?
Не все ль одно. Я жизнь постиг;
Судьбе, как турок иль татарин,
За все я ровно благодарен;
У Бога счастья не прошу
И молча зло переношу.[69]

– Сидите, сидите, господа, – разрешил Сашка вскочившим при его появлении рейнджерам. – Вот и корветтен-капитан с вами отдохнет. Вы его не обижайте…

Удолин поставил Шатт-Урха напротив «медузы», чуть левее гравитационного конуса, граница которого отчетливо ощущалась с нескольких метров.

– Спроси его, под такой нагрузкой внутри мог кто-нибудь выжить? – предложил Новиков и на всякий случай объяснил гуманитарию, что физически означают пятнадцать «же».

Константин Васильевич частично вербально, частично ментально начал с дуггуром диалог, судя по его длительности, значительно выходящий за пределы конкретного вопроса.

– О чем это он? – осведомился Андрей у Скуратова. Тот вместе с Удолиным работал с «объектом», должен понимать.

– На этом уровне – не понимаю. Я занимался с подстрочными переводами допросных листов. Разговорной речью, простите, не овладел.

– Кто на что учился, – только и ответил Новиков, чтобы оставить за собой последнее слово.

Профессор указал Шатт-Урху на флигер, тот послушно подошел и сел на то же место, где сидел по дороге сюда.

– Скажи Игорю, – повернулся Константин Васильевич к Андрею, – что нагрузку можно снизить втрое. Урх говорит – в таких аппаратах экипаж составляют обычно три полумыслящих одного с ним вида, но другой квалификации. Пятнадцать ваших «же» они выдержать могут, но им сейчас очень плохо. Если станет хотя бы пять, они обретут способность двигаться, не представляя при этом опасности. А тех, что валяются внизу, инсектоидов, как вы их обозначили, предварительно лучше убить. Иначе могут быть неприятности, которых Шатт-Урх не хочет.

– Для себя или для нас?

– Вы будете смеяться, как говорят в моей любимой Одессе, но – для себя. Как вы не поймете, Андрей, мы сделали из него почти нормального человека. Разорвали связь между лобными долями и основной массой мозга, головного и спинного. Теперь инстинкты на «личность» не давят, а вы бы знали, какие это мощные, тщательно разработанные и невероятно гибкие инстинкты.

– Константин, что ты несешь? – усмехаясь, подошел Шульгин, обладающий настолько тонким слухом, что услышал слова некроманта, пока разговаривал с Ростокиным и офицерами, да еще и выпил с ними по глотку. А почему и нет? Игорь в стрессе по одной причине, поручики – по другой.

– Ты думай, что говоришь! – Тут Сашка был в своем праве. Уж он-то учил общую биологию, нейрофизиологию и ряд смежных (иногда – очень специальных, вроде «Z-фармакологии») наук. И почти все сдавал на «отлично». – Какие, на хрен, гибкие инстинкты? Горячий снег, жевательная сталь и так дальше… Конкретно? Инстинкт либо есть, либо нет. Один из сильнейших – самосохранения – в армии сержанты выбивают довольно успешно. Размножения – тоже. Причем один за счет другого и наоборот. Доходчиво излагаю?

Можно удивиться, но такое бывает – всего в нескольких метрах стоял бронеход, а все о нем будто и забыли, после того как вышел из него Ростокин. Даже Игорь не вспомнил о своей оставленной за пультом гравипушки «боевой подруге».