Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло

На Валгаллу теоретически попасть было совсем нетрудно. Выставить три верньера в нужные позиции, минутное ожидание накопления заряда в конденсаторах — и готово! Однако Олегу пришлось повозиться несколько часов, настраивая машину с учетом всех случившихся до того нарушений метрики пространства и времени, сдвигов и деформаций, вызванных включением чужих систем, а равно и возможного присутствия у входа и выхода канала неприятельских следящих устройств.

Ему нужно было найти единственную пространственно-временную точку. Ни раньше, ни позже, ни правее, ни левее. Желательно — примерно через неделю после прибытия туда Удолина с пленником и соратниками. Совсем ни к чему было встретить там самих себя в любых предыдущих реинкарнациях, явиться в дни, когда там проживала (будет проживать) семья наркома Шестакова и бывший старший лейтенант Власьев, пересечься с неперевоспитанными Дайяной и Лихаревым.

Сложная задача — исключить (или должным образом компенсировать) пресловутый принцип неопределенности. Примерно как автоматическая посадка на Луну ракеты с луноходом. При вычислительной технике и системах управления тысяча девятьсот семидесятого года.

И все-таки решаемая.

Немного поспорили, кому именно идти в очередной поход. Хотели все, кому довелось пожить на «первой Валгалле»: у кого тяга к очередным приключениям, у кого просто ностальгия. Левашова и Скуратова отсекли сразу. Один должен обеспечивать стационарную СПВ-систему с парохода (мало ли что может случиться), второй — продолжать работу с дуггуром.

И Воронцову с Натальей лучше было оставаться на месте. Тьфу-тьфу, но одна дурацкая случайность, от шальной пули до нападения суперкота, лишит их единственного моряка, командира корабля и военно-морской базы.

— Тебе, Антон, пожалуй, тоже не стоит, кто его знает, как Дайяна, если встретимся, и ее курсантки на твой фенотип отреагируют, — сказал Новиков тоном приказа. И, слегка смягчая, добавил: — Если мы не вернемся, на Земле больше толком распорядиться некому. С учетом жизненного опыта.

Вроде и в шутку, а ведь совершенно правильно по сути. Не вернуться можно очень легко, и кто тогда останется координатором, понимающим в человеческих и нечеловеческих проблемах?

— А я? — вмешался Ростокин, до этого не проявлявший активности. — Я у вас там никогда не был. Хотелось бы. И пригодиться могу.

— Спора нет, — ответил Шульгин, будто впервые в жизни оглядывая мощную фигуру Игоря. — Можешь. Проявил. Доказал. Корреспондент, опять же.

А не доживем, мой дорогой,
Кто-нибудь услышит, вспомнит и напишет,
Кто-нибудь помянет нас с тобой.

— Александр, — с возмущением ответила на его цитату из «Застольной»[34] Алла, — что у тебя за настроение?

— Нормальное у него настроение, — с усмешкой, не очень понятной для девушки, родившейся на восемьдесят лет позже, ответил Новиков. — Ты тоже жена журналиста, так послушай текст целиком…

Своей гитары у Андрея под рукой не было, но в углу салона, на подиуме имелся электроорган, совмещенный с синтезатором и выведенный на восемь колонок по всем переборкам. Перекинув несколько тумблеров, Новиков выбрал нужный режим. Наклонил поудобнее микрофон. Откинулся на спинку и начал играть…

Хорошая все-таки техника, что угодно позволяет изобразить.

Аккомпанемент семиструнки, на заднем плане поддерживаемой словно бы неуверенными, но четко в такт попадающими переборами трофейного «Хохнера»[35]. Где-то вдали едва слышны звуки отдаленного боя. И при этом специфическая акустика большой землянки, где слушают песню, дышат, шаркают по полу подошвами сапог, гремят кружками и звенят стаканами десяток хорошо отдыхающих, до следующего боя, офицеров.

Кто поближе годом рождения к тому времени, кто с детских лет помнил документальные и наскоро снятые в Алма-Ате художественные фильмы военных лет, сразу проникся настроением. Для остальных получилась экзотика. Тем более, что и тональность своего голоса Андрей подрегулировал, как надо. Что-то среднее получилось между Бернесом, Крючковым и им самим.