Скорость

— Так вот, я знаю, как постоять за себя, путь и не кричу об этом на всех углах.

Билли поднял матрац с другой стороны под продолжающееся верещание Зиллиса:

— Билли, ты же меня знаешь. Я только шучу. Черт, Билли. Ты же знаешь, болтать языком — это все, на что я способен.

Билли вернулся к стулу. Сел.

— Теперь ты хорошо меня видишь, Стиви?

— Не очень. Мне нужна бумажная салфетка.

— Воспользуйся простыней.

Свободной рукой Зиллис нащупал край простыни, потянул на себя, вытер лицо, высморкался.

— У тебя есть топор? — спросил Билли.

— Господи.

— У тебя есть топор, Стиви?

— Нет.

— Говори мне правду, Стиви.

— Билли, нет.

— У тебя есть топор?

— Не делай этого.

— У тебя есть топор, Стиви?

— Да, — признал Зиллис, и из груди вырвалось рыдание, свидетельствующее о том ужасе, который охватил Зиллиса.

— Ты или чертовски хороший актер, или действительно туповатый Стив Зиллис, — сказал Билли, уже склоняясь к тому, что второй вариант и есть истинный.

Глава 62

— Когда ты рубил манекены во дворе, ты представлял себе, что рубишь настоящих женщин? — спросил Билли.

— Они всего лишь манекены.

— Тебе нравится рубить арбузы, потому что внутри они красные? Тебе нравится смотреть, как разлетаются ошметки красного мяса, Стиви?

На лице Зиллиса отразилось изумление.

— Что? Она сказала тебе об этом? Что она тебе сказала?

— Кто эта «она», Стиви?

— Старая сука, которая живет рядом. Селия Рейнольдс.

— Ты не в том положении, чтобы обзывать кого-либо старой сукой, — указал Билли. — Ты в том положении, когда никого и никак нельзя обзывать.

Зиллис, похоже, с этим согласился, энергично закивал.

— Ты прав. Извини. Она просто одинокая женщина, я знаю. Но, Билли, она очень уж любопытная старушенция. Не хочет заниматься только своими челами. Вечно торчит у окон, наблюдает из-за жалюзи. Стоит выйти во двор, и она уже следит за тобой.

— А есть много такого, что люди не должны о тебе знать, не так ли, Стиви?

— Нет, я ничего не делаю. Просто хочу, чтобы никто за мной не подглядывал. Вот пару раз я и устроил ей шоу с топором. Изобразил безумца. Чтобы напугать ее.

— Напугать ее?

— Заставить не совать нос в чужие дела. Я делал это только три раза и на третий дал ей знать, что это всего лишь шоу, дал ей знать, что мне известно, кто его смотрит.

— И как ты дал ей знать?

— Это не делает мне чести.

— Я уверен, есть много такого, что не делает тебе чести, Стиви.

— Я показал ей палец, — ответил Зиллис. — Разрубил манекен и арбуз — и не представлял себе, что это совсем другое, — а потом подошел к забору и показал ей палец.

— Однажды ты разрубил стул.

— Да. Я разрубил стул. И что?

— Тот, на котором я сижу, единственный в доме.

— У меня их было два. Мне нужен только один.

Это был всего лишь стул.

* * *

— Ты любишь смотреть, как женщинам причиняют боль, — в голосе Билли вопросительные интонации отсутствовали.

— Нет.

— Ты только этим вечером нашел порнокассеты под кроватью? Их принес сюда какой-то гремлин?^[27] Может, послать за изгоняющим гремлинов?

— Это не настоящие женщины.

— Они — не манекены.

— Я хочу сказать, в действительности боли им не причиняют. Они играют.

— Но тебе нравится на это смотреть.

Зиллис промолчал. Опустил голову.

В чем-то все оказалось даже проще, чем ожидал Билли. Он думал, что задавать неприятные вопросы и выслушивать ответы, которые вынужден давать на них другой человек, будет столь мучительно, что он не сможет провести продуктивный допрос. Вместо этого чувство власти давало ему уверенность. И приносило удовлетворенность. Легкость, с которой он вел допрос, удивила его. Легкость эта напугала его.

— Это отвратительные видеофильмы, Стиви. Мерзкие.

— Да, — тихо ответил Зиллис. — Я знаю.

— Ты снимал видео, в которых сам таким же образом причинял боль женщинам?

— Нет. Господи, нет.

— Что ты там шепчешь?

Он поднял голову, но не мог заставить себя встретиться взглядом с Билли.

— Я никогда таким образом не причинял боль женщине.

— Никогда? Таким образом ты никогда не причинял боль женщине?

— Никогда. Клянусь.

— А как ты причинял им боль, Стиви?

— Никак. Я не мог.

— Ты у нас такой паинька, Стиви?

— Мне нравится… на это смотреть.

— Смотреть, как женщинам причиняют боль?

— Мне нравится на это смотреть, да. Но я этого стыжусь.

— Не думаю, что стыдишься.

— Стыжусь. Да, стыжусь. Во время — не всегда, но после — обязательно.

— После чего?

— После… просмотра. Но это не… Нет, я таким быть не хочу.

— А кто хочет быть таким, какой ты сейчас, Стиви?

— Не знаю.

— Назови хоть одного человека. Одного человека, который хотел бы быть таким, как ты есть.

— Может, таких и нет.

— И как же ты стыдишься?

— Я выбрасывал эти видео. Много раз. Даже уничтожал их. А потом, ты понимаешь… через какое-то время покупал новые. Мне нужна помощь, чтобы остановиться.

— И ты к кому-нибудь обращался за помощью, Стиви?

Зиллис не отреагировал.

— Ты обращался за помощью? — настаивал Билли.

— Нет.

— Если ты действительно хочешь остановиться, почему ты не обращался за помощью?

— Я думал, что остановлюсь сам. Я думал, что смогу.

Зиллис заплакал. Его глаза блестели от «мейса», но слезы потекли настоящие.