В центре я встречаю не только ребят с работы, но и других аутистов из нашего города. Некоторые, в основном те, что постарше, проводят дни в центрах ухода для взрослых: выходят в общество в сопровождении специалистов, а живут в интернатах. Еще есть Стефан, он профессор в маленьком университете, занимается биологией. Есть Мэй, она профессор в большом университете, ее исследование – на стыке математики и биофизики. Стефан и Мэй редко посещают собрания. Я заметил, что чаще всего приходят люди, у которых больше всего отклонений; молодые, вроде Джо Ли, почти никогда не приходят.
Обычно я болтаю со знакомыми, которые мне нравятся, например, с Мюрреем – тот работает в большой бухгалтерской фирме. Мюррей расспрашивает о фехтовании; сам он занимается айкидо и тоже скрывает это от психиатра. Я уверен, что Мюррей слышал о новом лечении, иначе вряд ли пришел бы сегодня сюда, но, кажется, не хочет о нем говорить. Он не работает с нами; вероятно, не в курсе, что ученые собираются проводить клинические испытания на людях. Возможно, он был бы «за». Не буду уточнять, не сегодня.
Центр поддержки не только для аутистов, туда приходят люди с другими расстройствами тоже, особенно по выходным. Я не знаю, что это за расстройства. Не хочу думать, сколько бывает отклонений.
Некоторые посетители дружелюбны и разговаривают с нами, некоторые нет. Ко мне сразу же подходит Эмми. Она почти всегда здесь. Эмми ниже меня, у нее темные волосы и очки с толстыми стеклами. Не знаю, почему она не сделает операцию по коррекции зрения. Спрашивать невежливо. Эмми всегда кажется немного сердитой. Брови сведены, около рта напряженные складки, уголки губ направлены вниз.
– У тебя есть девушка! – говорит она.
– Нет, – отвечаю я.
– А вот и да! Мне Линда рассказала. И твоя девушка не из наших!
– Нет, – повторяю я.
Марджори – не моя девушка (пока), и я не хочу обсуждать ее с Эмми. Линде не следовало ничего рассказывать Эмми, особенно это. Я не говорил Линде, что Марджори – моя девушка, потому что это неправда. Зачем она так?
– Там, где ты играешь с мечами, есть девушка, – продолжает Эмми.
– Есть, но она не моя девушка, – говорю я.
А сам задумываюсь. Мне становится жарко от мыслей о Марджори, я вспоминаю выражение ее лица на прошлой неделе.
– А Линда говорит – твоя. Она шпионка, Лу!
Эмми редко называет людей по имени; когда она произносит мое, мне кажется, будто она толкает меня в бок.
– Что значит «шпионка»?
– Она работает в университете, где проводится это исследование… ну, ты понимаешь…
Эмми смотрит на меня так, будто это я веду исследование. Она имеет в виду научную лабораторию по изучению нарушений в развитии. Когда я был маленьким, родители возили меня туда на тестирование, и потом я три года посещал специальные уроки. Потом родители посчитали, что лаборатория больше заинтересована в получении денег на грант, чем в помощи детям, и записали меня на другую программу в местной больнице. Местное сообщество аутистов запрещает ученым посещать наши собрания и вести наблюдения без нашего согласия.
Эмми сама работает в университете смотрительницей, наверное, поэтому и узнала про Марджори.
– В университете работает много народу. Не все они из лаборатории, – говорю я.
– Она шпионка, Лу! – повторяет Эмми. – Ей интересен твой диагноз, а не ты.
Внутри меня образуется пустота, я уверен, что Марджори не из лаборатории, но все же…
– Ты для нее просто псих! – продолжает Эмми. – Объект исследования.
«Объект исследования» она произносит как оскорбление. Грязное ругательство. Я мышь в лабиринте, обезьяна в клетке. Люди, которые первыми испытают на себе новый метод, будут именно «объектами», совсем как приматы, на которых экспериментировали ранее.
– Неправда, – говорю я. По бокам и по шее стекает пот, я дрожу, как всякий раз, когда на меня нападают. – И в любом случае она не моя девушка.
– Хорошо хоть так! – говорит Эмми.
Остаюсь на собрание, потому что, если уйду, Эмми будет обсуждать меня и Марджори со всеми. Мне нелегко слушать выступающего, который рассказывает о протоколе исследования и разъясняет детали. Я слушаю и не слушаю. Замечаю, когда он говорит что-то новое, но не очень сосредотачиваюсь. Потом прочту речь на сайте центра. Я не думал о Марджори, пока Эмми про нее не заговорила, а сейчас не могу остановиться.
Я нравлюсь Марджори. Уверен, что нравлюсь. Уверен, что нравлюсь ей просто так. Я – Лу из группы по фехтованию, Лу, которого она позвала с собой в аэропорт в среду. Люсия сказала, что я нравлюсь Марджори. Люсия не врет.
Нравиться можно по-разному. Мне нравится ветчина в качестве еды. Я не задумываюсь, что чувствует ветчина, когда ее ем. Ветчина не думает, поэтому мне не жалко ее кусать. Некоторые не едят мясо, потому что оно когда-то было живым существом с мыслями и чувствами, но теперь оно не живое, и мне его не жалко. Все, что мы едим, было когда-то живым, может быть, и у деревьев тоже есть мысли и чувства, только мы их не понимаем.