Скорость

Этот выбор, перед которым пасует любой взрослый, и он не может выбрать, никогда не сможет. Но её боль. Её страх. Её душевная боль.

Едва ворочающимся языком она молит:

— Иисус, Иисус, где я? Кто ты? Кто здесь ползает, кто это? Кто здесь, кто пугает меня? Пугает меня!

Иногда сердце принимает решения, на которые не способен разум, и хотя мы знаем, как сердце обманчиво, мы также знаем, что в редкие моменты крайнего напряжения и потери близких оно очищается от лжи страданием.

В грядущие годы Билли так и не сможет прийти к однозначному выводу, что он поступил правильно, доверив в тот момент выбор сердцу. Но он делает то, что велит сердце.

— Я тебя люблю, — говорит он матери и пристреливает её.

Лейтенант Джон Палмер первым прибывает на место преступления.

И то, что вначале представляется смелым поступком ответственного полицейского, потом, во всяком случае Билли, кажется пикированием стервятника на падаль.

В ожидании полиции Билли не в силах покинуть кухню. Он не может оставить мать одну.

Он чувствует, что она ушла не полностью, её душа ещё здесь и черпает утешение в его присутствии. А возможно, он ничего такого не чувствует и только хочет, чтобы это было правдой.

И всё равно он не может смотреть на неё, точнее, на такую, какой она стала. Он держится поблизости, но отводит глаза.

Когда входит лейтенант Палмер, когда Билли уже не одинок и ему нет необходимости быть сильным, стресс даёт себя знать. Билли начинает бить такая дрожь, что мальчик едва не падает на колени.

Лейтенант Палмер спрашивает:

— Что здесь произошло, сынок?

С двумя этими смертями Билли становится круглой сиротой и уже остро чувствует своё одиночество, страх перед будущим.

И когда он слышит слово «сынок», оно уже не простое слово, а протянутая рука, предложенная надежда.

Билли идёт к Джону Палмеру.

Поскольку лейтенант расчётлив, а может, потому, что он, в конце концов, человек, Палмер раскрывает ему объятия.

Дрожа, Билли приходит в эти руки, и Джон Палмер прижимает мальчика к груди.

— Сынок? Что здесь случилось?

— Он её избил. Я его застрелил. Он бил её разводным ключом.

— Ты застрелил его?

— Он бил её разводным ключом. Я застрелил его. Я застрелил её.

Другой человек мог бы позволить столь юному свидетелю прийти в себя, дать улечься буре в его душе, но лейтенант прежде всего думает о том, как бы стать капитаном. Он честолюбив. И нетерпелив.

Двумя годами раньше семнадцатилетний подросток в округе Лос-Анджелес, далеко к югу от Напы, застрелил своих родителей. Он просил признать его невиновным, потому что, мол, убил, не выдержав многолетнего сексуального растления.

Тот судебный процесс, буквально за две недели до этой, поворотной ночи в жизни Билли, завершился обвинительным приговором. Учёные мужи предсказывали, что юношу оправдают, но детектив, ведущий расследование, оказался дотошным, собрал массу улик и постоянно ловил обвиняемого на лжи.

В последние две недели этот детектив стал героем для прессы. Его всё время показывали по тиви. И куда больше людей могли назвать его фамилию, не зная при этом фамилии мэра Лос-Анджелеса.

В признании Билли лейтенант Палмер видит возможность не отыскать правду, а добиться желанного повышения по службе.

— Кого ты застрелил, сынок? Его или её?

— Я за-застрелил его. Я застрелил её. Он так избил её разводным ключом, мне пришлось за-застрелить их обоих.

Уже слышны другие сирены, и лейтенант Палмер уводит Билли из кухни в гостиную. Приказывает мальчику сесть на диван.

Уже не спрашивает: «Что здесь случилось, сынок?»

Теперь вопрос другой: «Что ты сделал, мальчик? Что ты сделал?»

Слишком долго Билли Уайлс не улавливает разницу.

Вот так начались шестьдесят часов ада.

В четырнадцать лет он ещё не мог предстать перед судом, как взрослый. Поскольку ему не грозили ни смертная казнь, ни пожизненное заключение, копы, конечно же, не должны были допрашивать его, как взрослого.

Но Джон Палмер видит своей целью расколоть Билли, вырвать из него признание, что он сам избил мать разводным ключом, застрелил отца, когда отец пытался защитить её, а потом добил и мать, пулей.

Поскольку наказания для несовершеннолетних преступников не столь строги, как для взрослых, их права охраняются не так, как должно. К примеру, если задержанный не знает, что он имеет право требовать адвоката, ему могут об этом и не сказать или сказать не сразу.

Если у задержанного нет средств, а потому адвоката ему назначает суд, всегда есть шанс, что попадётся неумёха или любитель выпить, который не успел опохмелиться.

Не каждый адвокат так же благороден, как герои телевизионных сериалов, в реальной жизни чаще происходит с точностью до наоборот.

У опытного полицейского вроде Джона Палмера, при поддержке некоторых вышестоящих офицеров, обуреваемого безмерным честолюбием и готового рискнуть карьерой, есть не один способ достаточно долго не подпускать к подозреваемому адвоката и безостановочно допрашивать его сразу после задержания.